– Шагай впереди, тля! Давид Борисович, следуйте за мной!
С мостика он спустился чуть ли не мгновенно, словно во времена лейтенантской молодости. Все приказы на флоте выполняются бегом, а потому флагманы, чтобы не ставить заслуженных каперангов в неудобное положение, всегда «просят» или «приглашают», понятное дело, что такое пожелание является формой замаскированного приказа. А потому Владимир Иосифович торопился, не обращая ни малейшего внимания на застывших матросов, что встречались на пути. Вахтенные старались превратиться в изваяния – экипаж до жути боялся своего командира.
Спустившись вниз с надстройки, Бэр вступил на трап, буквально скатившись по нему вниз, и оказался в коридоре, что вел в адмиральский салон. Сделав два десятка шагов, он оказался у настежь открытой двери, которую совсем недавно покинул – матрос услужливо застыл рядом, как раз его место по вахтенному расписанию, посыльный при адмирале. Этот пост считался синекурой – последние два месяца матросы бегали исключительно в лазарет, или сопровождали судовых врачей, неся необходимые лекарства и микстуры, нужные для лечения захворавшего адмирала.
– Здравствуйте, господа, вы не находите, что эта ночь как-то для всех нас не задалась перед рассветом. Право слово, в «собачью вахту» сигнальщикам постоянно что-то мерещится, это общеизвестно. Но я много лет на флоте уже прослужил, и впервые вижу, чтобы сразу два корабельных врача в заблуждение разом впали, а вместе с ними и два видавших виды моряка. Вы меня сильно удивили, господа! Да, проходите же!
Молча переступив через комингс, Бэр встал навытяжку перед контр-адмиралом, прекрасно понимая, что лучше молчать и ничего не говорить, раз сам допустил жуткую промашку. Поверил двум врачам, этим деревенским коновалам, которым и корову теперь доверить нельзя.
– Давид Борисович, вы часом не старообрядец?!
Вопрос был настолько неожиданным, что Бэр сам растерялся, а старший офицер только головой мотнул и лишь потом выдавил:
– Никак нет, ваше превосходительство! Православный я…
– Странно, странно, – задумчиво произнес Фелькерзам, бросив на Похвиснева ехидный взгляд.
– Только старообрядцы заранее гробы готовят для будущих покойников или для себя. А вы такой чудный оцинкованный ящик сделали, герметический, с положительной плавучестью – при нужде можно использовать и для спасения, как плавсредство.
Оба офицера побагровели, но молчали – крыть было нечем, а оправдываться – еще глупее выглядеть, ведь старик полностью прав. Да какой он старик – Бэр заметил горящий взгляд, не суливший ничего доброго, особенно в сочетании с ласковой улыбкой, от которой становилось страшнее. А еще чуть изменилась походка – Фелькерзам двигался уверенно, а не переваливался как толстая утка. И за этот месяц, проведенный в постели, резко похудел, чуть ли не вдвое, став стройным как юноша.
– А еще заранее такие роскошные гробы делают для начальника, которого «любят» всеми фибрами души, и даже жабрами, кхе-кхе… Но я питаю надежду, что столь глубокую антипатию вы ко мне не испытываете, ведь я вам не сделал за эти долгие месяцы совместной службы ничего плохого. А уж если и ругал когда-то, хотя не припомню этого, то уж простите старика великодушно, служба есть служба, вот так-с.
Бэр отчетливо слышал хриплое дыхание стоявшего рядом с ним старшего офицера. И скосив глазом, увидел, что у того побагровели шея и уши от невыносимого стыда. Да и сам ощутил, как горят собственные щеки и лоб – но молчал, понимая, что нужно снести все насмешки и укоризны, они полностью справедливы.
Сами кругом виноваты!
– Будьте добры, Давид Борисович, выполнить мое поручение. Прошу сей ящик передать как казенное имущество в лазарет – пусть наши эскулапы хранят в нем все необходимое. Он для них станет постоянным напоминанием свершившегося казуса, и чтобы состояние наших медикусов было монопенисуально моему, когда я слышал их заключение и предложение вскрытия – пост мортем медицина! И вскрытие показало бы, что контр-адмирал Фелькерзам умер от оного вскрытия его внутренностей!
Будь бы ситуация не с ним, Бэр, прекрасно знавший немецкий, английский и французский языки, засмеялся бы, оценив прелесть адмиральской латыни и шутки. Но сейчас он прекрасно понимал, что Дмитрий Густавович, делая выволочку ему, адресует свои слова врачам, и их нужно передать в точности, для того они и сказаны.
– Ума не могу приложить – как можно вскрывать живого человека, как подопытную лягушку?! Хотя все мы водоплавающие, кхе-кхе, и для врачей вроде всяких земноводных, которых можно скальпелем препарировать. Ох, проказники, шалуны, все бы им резать и резать, прямо сельские потрошители на бойне. Вы уж, Давид Борисович, ящичек свой железный немедленно им передайте, пусть матросы после подъема отнесут – нужная вещица будет, хорошее лекарство им от раннего склероза. И от ненадлежащего выполнения господами врачами своих служебных обязанностей! Идите, господин капитан второго ранга, не могу вас больше задерживать!