Знай, тебя самого, в ближайшем будущем, подстерегает опасность. Ты сумеешь с ней справиться, но на всякий случай прими меры, которые бы обеспечили твоего сына и его мать заграницей. Надеюсь всё это увидеть, правда, уже с невозвратной стороны.
У меня к тебе большая просьба. Как только прочтёшь моё письмо, сейчас же отправляйся в Сухареву башню и из нижнего тайника (ты знаешь, где это) забери два больших сундука, помеченные нашим гербом. У себя дома их не храни, а сразу передай моему Служителю. Он знает, как с ними поступить. Не соблазняйся их содержимым, даже книгой царя Соломона. Поверь мне, тебе она не пригодится, а в другом месте её уже ждут. В твоём будущем – иные горизонты. Не удивляйся моей просьбе. Как ни прискорбно мне об этом писать, но ты должен знать, что после крушения империи власть в новом государстве, ненадолго, получит Одержимый , а потом, на тридцать один год - Восточный Тиран , который поддастся соблазну найти в Сухаревой башне мои магические книги, для чего прикажет разобрать её до последнего кирпичика. И начнёт ломать её, каналья, в день моей кончины!
P.S. Прости, что не могу рассказать ничего конкретного об опасности, которая подстерегает тебя в ближайшее время. Согласись, такие вычисления трудно делать на таком большом расстоянии и при таком множестве условностей. Больше доверяй собственным расчётам, несмотря на их видимую несуразность. Такие неожиданные и, казалось бы, совершенно необоснованные удары судьбы свойственны нашему роду. Твой отец не поверил моим предостережениям и расплатился за это легкомыслие. Уверен, что в твоём случае, угроза тоже окажется внезапной. Она будет исходить от военного в гражданской одежде. Надеюсь, что ты обдумаешь мои слова и примешь меры.
P.S.S. Уверен, что ты хотел бы меня спросить, правильный ли путь я определил для всех вас. Нет. Но, он был единственным, благодаря которому, я смог сохранить и обеспечить в веках своё потомство.
Прощай и помни обо мне,
Я.Брюс
Если тебе попадутся на пути эти смешные люди, которые решат продолжить мой календарь, а такие обязательно найдутся, скажи им, что это для них невозможно. Они не могут знать и учитывать всех моих расчётов и будут своим «творчеством» только порочить моё имя.
Собакин замолчал. Все молчали тоже. Катя тихонько плакала. Вильям Яковлевич погладил её по голове и сказал:
- Граф никогда ещё не ошибался в своих предсказаниях, хотя и очень отдалился от нас. Следовательно, вы сейчас узнали будущее, о котором даже не подозревают миллионы людей в мире. Не плачь, дорогая, всё будет хорошо. Я поеду в Англию, куплю там дом и вернусь за тобой.
- Неужто так и будет? – наконец обрёл дар речи отец Меркурий. – Россия, такая великая и огромная, и чтобы в одночасье развалилась?
- Почему же в одночасье? – возразил потомок Брюсов. – Сначала будет война на Дальнем Востоке, потом революция, которую, правда, быстро подавят, потом война мирового значения, о которой говорит дед, а уж только после этого наступит развязка. Впереди ещё лет пять тишины.
- А если разгласить это послание и тем самым предотвратить неизбежное? – неуверенно спросил отец Меркурий.
- Скажите, дядя, вы можете изменить окружение государя императора? Нет? А изменить дворянство, которое в 61-ом году на выкупные деньги за крепостных крестьян гуляло в Европе так, что дым стоял коромыслом, вместо того, чтобы на эти капиталы делом заняться в своём отечестве? А что вы скажете о нашей безумной интеллигенции, которая в первых рядах раскачивает государственную лодку? Правильно говорят в народе: «Когда Бог хочет наказать, то отнимает разум». А вы, сами, почему собрались уезжать? Молчите. А я скажу. Даже, если вы будете в голос кричать о том, что узнали – вас не услышат, а посчитают сумасшедшим. Совсем недавно вы меня убеждали, что наша жизнь никуда не годится, и ссылались на оптинского старца, который сказал вам хоть и мало, но нечто подобное тому, о чём вы сейчас услышали. И что? Что-нибудь изменилось? Ничего подобного. Лично вы – уезжаете в Канаду.
- Человек один – слаб, а надо действовать сообща. Ещё не поздно, – вступил в разговор Ипатов.- Ведь, как говориться, «кто осведомлён – тот вооружён».
- Простите, Александр Прохорович, у меня, к сожалению, нет времени на пустые разговоры. Перейдём к делу. На днях я уеду. После всего услышанного, вы остаётесь у меня на службе?
Ипатов кивнул.
- Отлично. Конечно, я переживаю, что приходится вот так, вдруг, оставлять вас одних. Но, что поделаешь, - судьба. А с ней, как известно, не спорят, а договариваются. Теперь о вас, дорогой отче. Вы твёрдо решили ехать?
- Теперь уж и не знаю, – развёл руками монах. - Смутило меня письмо графское, ох как смутило. Хотя, у меня нет сомнения в том, что Православная Церковь до скончания времён не может исчезнуть: врата ада её не одолеют, но, ежели мы так падём и впереди такая беда – надо дома быть, а не крысой бежать с корабля туда, где спокойнее.
- Это вы в мой огород камень бросили? – махнул на себя рукой Вильям Яковлевич, да так, что от «Чёрного сердца» искры брызнули.
- Что ты, Вилли, Господь с тобой! У каждого своя дорога и свой ответ пред Богом. Я про себя думаю. С монаха спросу больше: я обеты давал. Помнится, году в восьмидесятом…
- Виноват, - с озабоченным видом остановил его племянник, – поговорим позже. У меня очень много дел и совсем мало времени, – и ушёл из дома, хлопнув дверью.
- Выходит, что живём мы с вами на излёте, – подал голос Канделябров, привычно стоя у косяка двери. – Не знаю, как вам, а мне вот ещё что любопытно: кто такой «Служитель»? Выходит, что помимо родни и Ордена, у графа были ещё доверенные лица и приобрёл он их, понятное дело, не сейчас.
Ему никто не ответил: всем было не до того.
Ипатов сидел в своём углу и, закопавшись в счетах и канделябровых каракулях на замасленных бумажках, суммировал хозяйственные расходы по месяцам.
- Денежки счёт любят. Будем определяться, на какие средства жить, – объяснил задачу Спиридон Кондратьич.
Занятие было муторное, но простое: Собакин научил Александра Прохоровича пользоваться арифмометром. Производя скучные расчеты, молодой человек слухом был обращён в кабинет начальника, где разговаривали Собакин и Канделябров. Кондратьич сам напросился на беседу при закрытых дверях, отчего Ипатову было до;смерти интересно, о чём речь. Недолго промаявшись от боязни быть застуканным, он подкрался к двери и прильнул к слуховому отверстию.
- Я никогда и ни о чём вас так не просил, – каким-то не своим голосом говорил Канделябров. – Подумайте, на что вы себя обрекаете! Вас заставят работать против России. За этим вас и зовут. Вы приложите руку ко всем несчастьям, о которых писал граф.
- Ты не смеешь так говорить, дурак, – загремел в ответ Собакин. – Возомнил о себе больно много. Не сравнивай Орден с теми силами, которые рвутся к власти с далеко не гуманными целями. Только единая мировая система управления сделает войны невозможными и даст равные права всем людям.
- Равнять всех будете? – съязвил Спиридон. – Уж и ножницы приготовили?
- Пойми, мир надо изменить ради самого мира. На земле много несправедливого и есть вещи, которые мы можем исправить, чтобы облегчить судьбу тех, кто в этом нуждается. Мы стоим на пороге 20-го века, который грозит поломать нашу жизнь, если мы её не изменим к лучшему. Я не ратую за всеобщее благоденствие, но достойная жизнь должна быть у всех людей без исключения, иначе, человек будет считать себя несправедливо обделённым и всегда бунтовать. Монархии сами загоняют себя в угол.
- Однако, как быстро они вас обработали! Что, уже «очистились от скверны предрассудков»? С каких пор у потомка из королевского рода Стюартов и старинного рода бояр Собакиных появилась такая нелюбовь к монархиям? Вы сами не верите тому, что говорите!