- На ней были какие-нибудь драгоценности?
- Только жемчужные золотые серьги. Колец она не любит.
- Сколько могут стоить такие серьги?
- Они были куплены ей к последнему Рождеству и стоили сто восемьдесят рублей, – ответил Арефьев.
- А деньги у нее с собой были?
- Только мелочь для подаяния, - покачал головой Арефьев. - Я сразу проверил: все деньги в её шкатулке оказались на месте.
- Теперь позовите горничную, – попросил Собакин.
- Если я больше не нужна, - Турусова встала, – то хотела бы удалиться, - она повернулась к сыщикам. - Надеюсь на вашу помощь, господа. Наташу я вам сейчас пришлю.
Вошла опрятная молоденькая девушка в белом переднике и наколке. Поздоровалась, косясь на хозяина.
- Милая, ты ничего необычного не замечала за своей хозяйкой в последнее время? Например, взволнованность, тревогу, раздражение?
- Замечала, господин хороший. Я всё время замечаю за Настасьей Дмитривной взволнованность и раздражение. Завсегда это у них бывает.
Покраснев, Николай Матвеевич ввернул:
- Это она имеет в виду э… сложный характер племянницы.
- Да уж, ваша правда, барин. У барышни – характер, – продолжала горничная. – Чуть что не по ней…
- Извини, милая, - перебил её сыщик, – за последнее время что-нибудь было необычное в её поведении?
- Я не знаю. Со мной они не говорят ни о чём. Я делаю свою работу: приберу, подам что велят, причешу, когда надо и всё.
- А в комнате барышни всё на месте с тех пор, как её нет?
- Рыться в чужом мы не приучены, а так, по виду, вроде бы всё на местах.
- Какие письма получала твоя хозяйка в последнее время?
- Не знаю я никаких писем. Последнее время цветных букетов и корзин приносят много. Это от ихнего жениха. Умучаешься с ними возиться. И не жалко им по холодной поре такие деньги на траву переводить!
- Откуда знаете, что букеты от жениха?
- Так в них всегда его карточка вставлена с золотым уголком и написано чтой-то красными чернилами. Такая у них манера. А боле ничего не знаю.
Следующим пригласили кучера. Вошел небольшой, жилистый мужичок, с обветренным и уже загорелым лицом, на первом весеннем солнце.
- Здравия желаю, – сказал он, теребя мятый картуз в больших узловатых руках.
- Скажи, Онисим, - начал Собакин. – Куда ты возил барышню в последнее время и с кем?
- Везде возил, куда надо было. На Кузнецкий, по разным магазинам, почитай, каждый день. На Варварку возил, в Гостиный двор, к господину Мелецкому на Поварскую. Ещё на прогулку возил их в Нескучный сад и с женихом в Петровский театр .
- А в монастырь?
- В Страстной они всегда одни ездиют. Там барышня сходится со своей тётушкой – Анной Матвевной, и они уже вместе идут на службу. Недавно вот на Пасху возил туда всех: и Николая Матвеича, и Ларису Аркадьну, и Настасью Дмитривну, – рассказывал кучер.
- А позавчера как было дело?
- Обныкновенно: сели – поехали. У монастыря, на площади я встал, как обычно, справа, где проезда меньше, чтоб не затолкали. Барышни ушли-с, а мы, значит, с Захаром, кучером Анны Матвевны, остались ждать.
- Что ж так и сидели два часа?
- Почему «сидели»? Мальчонке знакомому из скобяной лавки, Антипке, гривенник дали, чтоб за экипажами приглядел, а сами пошли в трактир. Он рядом совсем, в начале Малой Дмитровки. Посидели, чаю попили с сушками. Это не впервой, а завсегда так бывает. Нам на это от хозяев разрешение дадено. Как стали вызванивать конец службы – мы вернулись назад. Вскорости Анна Матвевна вышли и Захар её увёз, а я ещё с полчаса сидел. Ну а потом уж, пошёл узнать, в чём задержка.
- А почему сразу не пошёл?
-Так они говорили, что к батюшке едут, а поговорить можно только опосля службы. Подумал, может, заговорились.
- Что дальше было?
- Зашёл я в соборную церковь, а там уж и нет никого. Пошёл искать отца Феогноста. Сестрички мне сказали, что он в трапезной. Христа ради, через послушницу, добился архимандрита. Так мол и так – куда-то запропастилась Настасья Дмитривна. А он сказал, что ничего не знает, и после службы она к нему не подходила. Я туда – сюда побегал и бросился домой докладывать хозяину. Вот и всё.
- Хорошо, иди. Ежели, что вспомнишь ещё, тебе скажут, как меня найти, – сказал сыщик. – А теперь мне хотелось бы взглянуть на комнату Анастасии Дмитриевны.
Это была не одна, а три, соединённые между собой, комнаты: гостиная, спальня и туалетная.
Везде хороший вкус, достаток и идеальный порядок. Много, уже подвявших, букетов. После тщательного осмотра личного бюро, кроме нежных записок от жениха, рекламных объявлений французских товаров и альбома с коллекцией праздничных открыток, ничего не было. Не нашли даже традиционного для этого возраста девичьего дневника.
- У неё его нет. Она сожгла свой дневник после случая с Добронравовым, – пожал плечами Арефьев. – Скрытничает, боится, наверное, что мы его прочитаем.
Вернувшись с Николаем Матвеевичем в гостиную, Собакин попросил позвать управляющего. Пришел немец. Это был немец и по внешности и по натуре: сдержанный, обстоятельный, выутюженный. Выше среднего роста, плотного сложения, с толстой короткой шеей и внимательными серыми глазами, которые смотрели насторожено. Представив сыщиков, хозяин, сославшись на дела, ретировался: не стал смущать подчинённого.
- Вы можете говорить по-русски? – спросил Вильям Яковлевич на хорошем немецком.
- Да, – уверенно ответил тот. – Я понимаю и объясняюсь удовлетворительно.
И в самом деле, его речь была благозвучна и без ошибок.
- Как бы вы охарактеризовали племянницу вашего хозяина?
- Анастасия Дмитриевна – исключительно достойная девушка – любимица моего патрона, заменившего ей отца, – взвешивая каждое слово, ответил управляющий.
- В последнее время, было что-нибудь необычное в её поведении?
- Нет. Мы видимся только за столом или изредка вечерами, когда в этой гостиной собирается маленькое общество. Анастасия Дмитриевна бывает в нашей компании редко и недолго.
- А кто ещё бывает на этих вечеринках?
- Патрон, его друг - доктор Зяблицкий, Лариса Аркадьевна, иногда Анна Матвеевна. Последнее время часто приезжает Надежда Петровна Залесская – красивая дама.
- Интересно, как вы проводите время?
- Беседуем, играем в лото, иногда в карты. Николай Матвеевич любит сразиться в шахматы. В восемь часов всегда подаётся ужин, во время которого мы рассказываем друг другу новости. Особенно преуспевает в этом Михаил Лаврентьевич. Он по роду своей деятельности больше, чем мы разъезжает по Москве и знает много городских новостей и происшествий. У него талант рассказчика. Лариса Аркадьевна в настроении изрядно музицирует. Пожалуй, это всё.
- Скажите, Людвиг Иванович, если не секрет, где вы так хорошо научились говорить по-русски? Ведь вы недавно в России?
- Чуть больше года. Но нас, Шварцев, многое связывает с вашей страной, и знать русский - в традиции нашей семьи.
На этих словах Собакин вздёрнул свои великолепные брови, будто о чём-то догадавшись. Он внимательно посмотрел на немца и спросил:
- Иоганн Людвиг Шварц – ваш родственник?
- Как это по-русски? Он - брат моего деда. С 1779-го года Иоганн Шварц, был профессором Московского Университета. А вы, простите за любопытство, - в свою очередь обратился он к сыщику, – сын Якова Вильямовича Собакина?
Вильям Яковлевич кивнул.
- Мой отец рассказывал, что встречался с вашим родителем в 1848-ом году, в Лондоне во время коронации королевы Виктории. Он говорил, что ваш отец тогда только что женился на очень красивой англичанке.
- Француженке. Матушка умерла моими родами.
- О, простите мою бестактность, я не знал. После смерти отца вы остались совсем один?
- А вы и о смерти моего отца наслышаны?
- Помилуйте, в определенных кругах он был очень известный человек.