«Часом не померла?» - мелькнуло в голове.
Уж больно помертвелым казалось её лицо.
Вдруг, сзади послышалось громкое хлюпанье ног. Молодой человек остановился. Если это погоня, ему всё равно не убежать: сил не было совсем, а до выхода ещё идти и идти. Ипатов обернулся назад: на него бежала подозрительная толпа. Он прислонится к мокрой стене и закрыл глаза. А когда открыл – она уже пробежала мимо, не задержавшись около него ни на секунду. И опять он услышал топот ног, но тут уж от радости у него перехватило дыхание: это был любимый начальник. Он не останавливаясь, перехватил у Александра Прохоровича его царевну и понёсся дальше. Ипатов за ним. Когда они добрались до конца туннеля, оказалось, что выход наглухо забран толстой чугунной решёткой, за которой плескалась Яуза. Ипатов скоренько прощупал все стены у решётки в поисках хоть какой-нибудь зацепки для выхода и ничего не нашёл.
- Но ведь эта шпана как-то вышла отсюда?- озадачился он. – Они и в подвал приходили не мокрые. Значит - не вплавь.
- Вы меня спрашиваете? – тяжело дыша, спросил Собакин. – Впрочем, можете больше не искать. Слышите топот? Теперь нам или подскажут, как отсюда выбраться, или убьют. Лично у меня, сил на оборону нет.
Из глубины туннеля показались две фигуры. Бежали они быстро, но увидев незнакомцев, резко остановились, набычились и засопели.
- Свои, – миролюбиво прохрипел Собакин. – Я Клоун от Лёнчика-Юшки, слыхали?
- Свои дома сидят, водку пьют, – отозвался один, а другой добавил: - Во даёт! Там Сказочнику кто-то петуха пустил, все на атасе, а он тут знакомиться лезет.
- Вы сами по себе, а мы сами по себе, – успокаивал их Собакин.
Сыщики посторонились, пропуская шпану вперёд. Фигуры, озираясь на странную парочку, направились к решётке.
- Слышь, Проха, они ещё с собой трупака носют, – удивился один из них. – Вы бы его бросили, дяди, а то вас наверху враз загребут.
В это время другой мужик легко толкнул от себя решётку, как дверь и она со скрежетом отворилась. Сбоку обозначился узкий проход с крутыми ступенями наверх. Парочка мгновенно скрылась. За ними поспешил Собакин с ношей, а потом уже Ипатов. Вильям Яковлевич не удержался и процедил сквозь зубы:
- Это ж надо вам, Ипатов, не сообразить толкнуть решётку! Какого чёрта вы там, как паук по стенам лазили?
- Она на вид такая тяжёлая, – замямлил обескураженный помощник.
Он старательно помогал Собакину нести тело, поддерживая ноги девушки, и при этом умудрялся на них ещё и повиснуть. Собакин с яростью отпихивал дополнительную тяжесть, но Александр Прохорович упорно продолжал «помогать».
Было часов пять, когда измученные сыщики, наконец, покатили на Сретенку. Только с третьей попытки и, пообещав немалые деньги, бедовый извозчик согласился отвезти подозрительную парочку с бездыханным телом на руках. Без двадцати шесть Вильям Яковлевич кинул изумлённому Канделяброву на руки спящую девицу с требованием срочно вызвать врача и сиделку. Напившись воды из-под крана, за ними отправился Ипатов. А Собакин быстренько подправил себе грим, пожевал чудесной травки и поехал в одиночестве на Каланчёвку. Спиридон напрашивался в напарники:
- Там ведь не шпана, Вилим Яковлевич, дело-то серьёзное.
- Я рад бы, Кондратьич, но сам говоришь, что дело серьёзное: новый человек их насторожит. И так дров наломали с этой девчонкой. Не знаю, как и выкручиваться.
- Если Сказочник жив остался, ему надо деньгами глотку заткнуть, чтоб языком не трепал: погорел и погорел – с кем не бывает. Я вмиг туда смотаюсь и разузнаю, что и как.
- Возьми с собой рублей пятьсот. На месте решишь, сколько дать, если он жив, конечно. А хорошо бы эту гадину Господь прибрал, а Кондратьич?
- Не он, так другой будет, – махнул рукой Канделябров. – Это место пусто не бывает.
В «Попутной» Собакин просидел до одиннадцати, но никто на встречу к нему так и не пришёл.
«Всё из-за ипатовской девчонки. И я хорош, ввязался!» - досадовал сыщик.
Около двенадцати он был дома, где Канделябров доложил, что Сказочник сгорел в подвале вместе со своим подручным. Как вышло, что они не успели убежать – осталось загадкой. Пожар тушили сами хитровцы - завалили подвал землёй и всё. Сколько там сгорело курильщиков - никто не считал.
- Концы в воду, то есть в землю, – подытожил Спиридон Кондратьич. – Интересно, а Расписной когда ушёл из подвала?
- Сразу, как нас привёл. Он пьяный был до безобразия – наверняка ничего не помнит.
- Вот и хорошо, что не помнит. Разоблачайтесь да в ванную пожалуйте. Отдохнуть вам надо. Ипатов уже десятый сон видит на моём диване.
- Как девчонка?
- Врач уколол её чем-то и сказал, что обойдётся. Микстуру прописал. Завтра Ипатова с утра в аптеку отправлю. А сейчас около неё знакомая фельдшерица сидит.
Собакин встал, устало потянулся и сказал:
- Ладно, следи тут за всем, я ушёл.
- Куда это? – вздёрнул бровки Спиридон.
- К Феде, на Хитровку.
Ипатов открыл глаза. На него осуждающе смотрел Спаситель с большой иконы в серебряном окладе.
- Опять обделался, – вздохнул молодой человек. – И как это я не додумался толкнуть решётку? Но во всех романах решётки не открываются. Герои подныривают под них или ищут потайной ход в стене. Там, между прочим, за каменной кладкой петель не было видно, – утешал он себя.
Канделябровские деревянные ходики прокуковали девять.
- Проспал! – встрепенулся Ипатов. – И ведь никто не разбудил!
Он быстро оделся и пошёл в кухню. Спиридон, в любимом фартуке, готовил завтрак.
- Что, выспался? – спросил он хмурого молодого человека. – То-то. А Вилим Яковлевич ещё спит. Лёг уже утром. Умаялся, незнамо как. Тот дядя, с наводкой, похоже, вас кинул. Он и у Феди не объявился. Так-то, вьюнош.
- Что теперь будет?
- Будет и двенадцать, а пока только десятый час. Хорошо, что отец Меркурий в Кремль с ночёвкой ушёл – у него там, в Чудове, келарь в приятелях, а то бы ещё с ним катавасия была. Приволокли девку, а не подумали, куда она нам?
- Это совсем не то, что вы думаете. Она – пленница. Её похитили, усыпили и задумали продать. Она из благородных, Кондратьич.
- Ой-ой, какой здеся защитник людей объявился, посмотрите на него! А ты подумал, что это неприлично ни ей, ни нам, чтобы в мужской компании молодая девушка находилась? У нас в доме даже животное – мужчина. Что люди скажут?
- Какие люди?
- Какие-какие… Почтенные, не тебе чета.
В этот патетический момент в кухню вплыла дородная тётка в одежде сестры милосердия и доложила:
- Барышня пришли в себя. Ежели угодно, можно зайти.
Мужчины бросились в гостевую, смотреть девицу.
Это была тоненькая девушка, с тёмными волосами, настороженными серыми глазками и чуть великоватым ртом на беленьком узком личике. Лёжа в кровати, она беспокойно переводила взгляд с одного вошедшего на другого, не видела в них знакомых, и всё больше пугалась.
«Не красавица», - расстроился Ипатов.
Поначалу он тешил себя мыслью, что явился спасителем прекрасной царевны.
«Пигалица, бровей нет, а рот - хоть завязочки пришей!», - досадовал он.
«Охти, Боже ж мой, детка какая! – умилился тем временем Канделябров. – Звёздочка. Как специально сделанная! Личико какое жалостливое. И верно Ипатов подметил – из благородных».
- Вы нас не опасайтесь, барышня, – заверил её Спиридон. – Если вам позволяет здоровье меня выслушать, то я сейчас расскажу, кто мы такие, и как вы сюда попали. А потом мы уйдём, и с вами останется только сестра Антонина.
Незнакомка немного успокоилась и кивнула в знак согласия. Канделябров придвинул стул поближе к кровати, уселся и начал говорить. Александр Прохорович стоял сзади и лишь изредка вставлял свои замечания в особо драматических местах спасения девушки.