Ну да. Я тоже так думаю. Сэй мне понравился. Хотя… Надо и для себя что-нибудь нужное выторговать.
— Сэй, вкусные яблочки?
— Умгу, — ответил он и доел последние. — А еще есть?
— Сейчас узнаю.
Так, чего там бабуля в меня вталдычивала? Я развернулся к профессорам и чуть не расхохотался. Они все были похожи на перепуганных кроликов, разве что кроме профессора Аварры и профессора Назаруса. Звездочет вообще стоял со сложенными на груди руками, как будто ему все было до фиолетовой звезды.
— Многоуважаемые профессора, — начал я, как бабуля учила. И все равно закончил по-своему: — Значит так. Я хочу…
И тут я такой подзатыльник получил, что аж на колени упал. Я обернулся, но за мной никого не было. Оладка перепеченная! Бабуля, не ну точно бабуля! Ее подзатыльник я всегда узнаю.
— Что?.. — У Корнелиуса аж рот открылся.
— Ты в порядке? — подбежала ко мне Сомалия. Нет, ну вылитая Корнелия. Или наоборот… А какая разница! Красавица… Эх! А голос, голос какой! Заслушаешься!
— Ага, — ответил я. Встал, отряхнулся и уже опять хотел сказать, чего мне от них надо, но передумал. А вдруг и вправду бабуля.
— Что такое, школяр Марвус? — спросил Корнелиус. И стал так важно, будто я тут самая последняя пыль у него под башмаком, а он… а он то ли сам Король, то ли мой деда. Но тут налетел ветер. С погодой что ли намудрили? Да и странный он какой-то: холодныйхолодный! Ветер сорвал с волшебника его смешную шапку в звездочки, и та упала мне под ноги. Ох, как же мне хотелось на ней сплясать, но не делать же это прямо перед всеми профессорами. А Сомалия согнулась, подняла шапку, подошла к свекру и нахлобучила ее ему на голову.
— Папенька, наденьте шапочку, а то простудитесь!
Профессора начали похрюкивать, и я уже думал, что маме Корнелии сейчас здорово влетит за такую вольность. Но нет. Корнелиус поправил шапку, погладил невестку по руке и опять обратился ко мне:
— Что такое, школяр Марвус?
— Я это… Можно я с Сэем побуду?
А чего это они все сразу расслабились? Может, я чего нехорошее удумал. А вдруг я Школу захватить хочу и сам Верховным волшебником стать? Или думают, что раз выродок да ростом не вышел так не смогу? А я смогу! Только не буду. А зачем? Я б лучше рванул куда-нибудь. Только пока не знаю куда. А вот когда узнаю… Вот тогда и рвану!
— Хорошо, — согласился Корнелиус.
В общем, понятно, что в этот день занятий не было. К Сэю меня все-таки не пустили, поэтому я решил ночью к нему сходить. А пока я сидел в своей комнате и скучал.
Не один. С друзьями. И Трисса тоже с нами была. Она все еще на меня сердилась и не разговаривала со мной, но хотя бы пришла в мою комнату.
Она уселась за мой стол перед окном, раскатала один из свитков, что принесла с собой, и принялась там что-то чертить. Иногда она отрывалась от своей писанины и смотрела в окно, а потом снова начинала что-то быстро-быстро писать. На нас она не обращала никакого внимания. Эй! Это же моя комната! И мой стол! И мои чернила! Хоть бы посмотрела на меня…
Мы с Гэном и Паром сидели на кровати. Хоть она и была большая, мы все равно там еле-еле помещались — Париус тоже был совсем не маленький. Сидели мы молча. Гэну и так нормально было, Пар грыз стащенное из сада яблоко, а я все думал: как бы мне половчее перед Триссой извиниться?
Она заговорила первая:
— Мар, можно тебя спросить? — Она сказала это так тихо, что я едва разобрал ее слова. Интересно, а ребята расслышали? Она даже не повернула к нам голову, так и продолжила рисовать в своем свитке.
— А? Ага.
— Как ты это сделал?
— Что?
Мне показалось, что она сейчас лопнет. Так краснела обычно бабушка, когда я что-то не то и не вовремя говорил. Мне всегда мерещилось, что в таких случаях у нее от затылка даже дым идет. Вот и у этой Триссы тоже. А что я такого спросил?
— Как ты понял, что говорит дракон?
Гэн и Пар тоже на меня уставились. Я пожал плечами.
— Не знаю.
Вот теперь она точно взорвется. Нет, ну что я такого сказал?!
— Хорошо, — как-то подозрительно спокойно сказала Трисса и повернулась ко мне. Я как раз сидел в ногах своей кровати, а значит, сейчас она смотрела мне прямо в глаза. Даже от бабулиного взгляда меня так в дрожь не бросало. — Расскажи, что ты делал сегодня.
— Ну… — начал я, но продолжить не смог — у меня во рту все пересохло, а язык как будто вообще распух.
— Понятно, — вздохнула Трисса. Она вытянула руки перед собой, сложила ладони как чашу и что-то прошептала. И потихоньку в ее руках стала появляться самая настоящая серебряная чаша. — Держи.
Трисса протянула ее мне, и я взял. Оладка перепеченная! Да там вода!
— Ого! — Пар даже про яблоко свое забыл.
— Т-трисса…
Она только вздохнула и сказала:
— Пей, — а потом обратилась к моим друзьям: — Не говорите никому, ладно?
Я быстро выпил воду — вкуснее я ничего в жизни не пробовал. Я протянул чашу обратно, чтоб она еще воды наколдовала.
— Хватит, — покачала головой Трисса. — Больше нельзя, иначе тебе плохо станет.
Понял, не дурак.
— Т-трисса, а я и не знал, что ты умеешь воду вызывать, — голос Гэна был какой-то обиженный.
— Прости Гэн, ты же знаешь отца. Если он узнает, то заберет меня отсюда, а я пока домой не хочу.
— П-понятно. — Теперь Гэнриус смотрел на нее с жалостью. А вот я как раз ничего не понял.
— A… — я хотел было спросить, зачем это ей сидеть в Школе, если она и так водное волшебство знает, но передумал. Захочет — сама расскажет. А Пар уже, похоже, об этом забыл — он достал из кармана грушу. — Не расскажем.
Я пнул Париуса под бок.
— Умгу, — сказал мой друг и в два укуса съел грушу. Но у него еще были сливы.
— Спасибо, — кивнула Трисса.
Она так… даже не знаю как, но она так улыбнулась, что я… ну, не знаю я, в общем.
— Мар, что ты сегодня ел?
Я ей все рассказал. А когда дошло до булочки с маком, Трисса так округлила глаза, что я чуть с кровати не упал. А они с бабулей точно не родня?
— Так вот оно в чем дело! — она говорила это скорее себе, чем нам. — А я то все гадала, чем ты отравился, а оно вот что оказывается…
— Как отравился?! — я аж подпрыгнул, задел Пара, и у того все персики из рук выпали. Но мой друг ничуть не расстроился и достал буханку хлеба. У него что карманы бездонные? — Как отравился?!
— Понимаешь, Мар, — начала Трисса объяснять мне таким голосом, будто мне было не то что не тринадцать, не десять, а три! И почему со мной часто разговаривают именно так?! — Было очень похоже, что ты сильно отравился. Только я не могла понять, чем именно ты отравился. А теперь все понятно.
Ага. Понятно. Ей.
— Т-так чем он все-таки отравился? — Спасибо, Гэн. — Булочкой что ли?
— Ну да.
— Так она ж, вроде, свежая была, — сказал я. — И вкусная.
— Да, — подтвердила Трисса, а я почувствовал себя не просто трехлетним ребенком, а очень и очень глупым трехлетним ребенком. — Тебя отравили булочкой с маком. У мака есть такая особеннось — впитывать в себя заклинания. Поэтому его нигде и не продают. Так что тебя точно хотели отравить.
Ничего себе! А у нас мак во всей деревне на всех огородах растет. И никто и слыхом не слыхивал, что он какой-то не такой. У нас дома вообще часто плетенки с маком готовят — их бабуля обожает.
— Погоди ка! Это ж не меня отравить хотели, а Рем… а профессора Ремуса! Булочка-то на его столе лежала.
Понятно, значит, кто-то хотел отравить этого придурка. Мне он, конечно, тоже не нравился, но не травить же!
— Тогда зачем ты ее взял? — подняла бровь Трисса.
Я немного замялся. Как-то стыдно было сознаваться ей, что я эту злосчастную булку просто стащил. Я тогда сам бы не смог себя остановить — эта булка как будто манила меня. Ответить мне было нечего, поэтому я пожал плечами.
— Все с тобой ясно, — поджала губы Трисса и вместе со стулом развернулась ко мне. — Живот хоть не болит?
— Не-а! — расплылся в улыбке я. Она меня, кажется, простила. Она меня простила!