И вдруг часы пробили одиннадцать часов, и я почувствовал, что все поплыло у меня перед глазами.
— Ч-что п-происходит? — Мой язык заплетался как у нашего конюха, когда моя бабуля застукала его за воровством вина из подвала.
— Все хорошо, мой мальчик. — Норвус подошел ко мне справа, а Гарлиус слева, и они взяли меня под руки. — Все очень хорошо. Все идет как надо.
Больше я ничего не видел и не слышал. Очнулся я уже совсем в другом месте и не сразу понял где я и как я там оказался. А был я в зале, где совсем недавно при мне профессора лечили Сердце Школы. И я, похоже, на нем и лежал. Я раньше думал, что все камни холодные, но рубин подо мной был теплый и пульсировал, как будто… как будто он был живой!
А когда я уже мог почти все видеть, то если б мог хоть звук из себя выдавить, то заорал бы. Только я еще не знал, то ли от ужаса, то ли от удивления, то ли от всего сразу. Возле меня стоял профессор Панриус, но я еле узнал его. Он очень сильно похудел, темные редкие волосы стали совсем седыми и свисали на плечи немытыми паклями, его осунувшееся лицо уже, наверное, и забыло, как выглядит бритва, а под глазами у него были такие синячищи, как будто он месяц не спал. И двигался он как завороженный.
— Очнулся, мой мальчик? — подошел ко мне Норвус, он улыбался так широко, что внутри меня аж всего передернуло. Казалось, что своими острыми желтыми зубищами он вот-вот перегрызет мне глотку. — Вот и хорошо. Вот и славно. Хочешь что-то сказать, мой моальчик? — расхохотался смотритель. — Скоро сможешь. — Теперь он улыбался одним уголком губ. — Правда ненадолго.
Его хохот стал еще громче и противнее. Потом к Норвусу подошел Гарлиус и передал ему старую толстенную книгу с обугленными краями. Он как будто старался не смотреть на меня. Камердинер хотел отойти, но Норвус его задержал:
— Погоди минутку. Мой мальчик, позволь познакомить тебя со своим братом. — Он хищно оскалил свои зубы, но меня это больше не пугало. Интересно, а что они еще придумают?
Значит, Норвус и Гарлиус — братья. И почему я не удивлен? А Гарлиус, кстати, по-прежнему не смотрел мне в глаза. Хотел бы я знать: почему? Неужели стыдно? Не верю. Пока Норвус листал книгу, камердинер мельком взглянул на меня и ушел подальше, чтобы я его не мог видеть. Ага, только спрятаться тут негде было! Хоть я и не мог двигаться, но выразил глазами все, что я о них думаю. Вот только одного (на самом деле намного больше, но сейчас остальное занимало меня не так сильно) я никак понять не мог: почему я их не боюсь? Почему я сейчас вооще ничего не боюсь?
— Вот она! — обрадовался Норвус и показал мне страницу, на которой было нарисовано Сердце и лежащий на нем человек. Еще здесь был текст на вендийском, но я почти ничего не успел прочитать, потому что смотритель тут же убрал книгу из-под моего носа. — Профессор Панриус, у Вас все готово?
— Да. — ответил профессор.
Если бы его по имени не называли, то я бы ни в жизни не догадался, что это папка-весельчак нашего Париуса. Он не то, что на себя не походил, он даже не свою собственную тень похож не был!
— Отлично! Можем начинать. Стано…
— Погодите, — прервал его слабым еле слишным голосом профессор. — Вы сдержите свое обещание?
— Ну конечно же, мой милый профессор! — На какое-то мгновение мне показалось, что перед нами старый добрый заботливый Норвус, а остольное мне просто примерещилось. Но только на мгновение. — Как только Вы поможете нам с нашим делом, мы поможем Вам с Вашим. Подождите немного, и скоро Ваша дражайшая супруга снова будет в Ваших объятиях!
Что?! Пар же говорил, что его мама умерла еще когда он совсем маленьким был. Или… Неужели он хочет ее оживить?! Но это невозможно! Или я чего-то не знаю?
— Просто я уже много раз пробовал…
— Не волнуйтесь, мой милый профессор, — Норвус обнял его за плечи. — На этот раз все получится, уж я Вам обещаю! Мы, вендийцы, всегда свое слово держим. — А потом он провел рукой над головой профессора, и тот замер.
Чего? Какие вендийцы? Нет, ну я знал, что все водное волшебство идет на вендийском языке. Но никто никогда не слышал ни о каких вендийцах и не знал, откуда этот язык вообще взялся. Да вся наша история идет только с основания Школы. А что было до этого никто понятия не имел — записей не сохранилось. И если что, то мой деда бы знал.
— Да, мой мальчик. — Норвус снова смотрел на меня, губы его улыбались, а вот глаза будто готовы были меня испепелить. — Ты не ослышался. Я и Гарлиус — последние из вендийцев. Единственные, кому удалось спастись от таких как ты! — он словно выплевывал каждое слово. — Но ничего! Скоро, совсем скоро! Скоро с вами будет то же самое, что вы когда-то сделали с моим народом.
От его хохота сотрясались стены, и это без всякого преувеличения. Я все думал, что на меня вот-вот обрушится потолок. Гарлиус тоже опасливо поглядывал наверх. В отличие от своего братца он не выглядел таким веселым. У него скорее был вид, как у меня, когда деда насильно запирал меня в ученической.
Зато Норвус был тут самым довольным. Он подошел ко мне близко-близко и склонился к моему лицу, я почувствовал сильное зловоние. И как я его раньше не замечал?
— А знаешь ли ты еще, мой милый мальчик, что твоего уважаемого дедушку убили? — сказал он с торжеством.
— Ты! — выдохнул я и попробовал сказать еще что-нибудь, но не вышло.
— Зачем же? — усмехнулся Норвус и снова отошел. — И без меня охотники нашлись. Надо признать, они очень облегчили мне задачу. А, вижу-вижу, что ты хочешь сказать. Ты думаешь, что мы вас предали.
Вообще-то в моей голове были совсем другие слова, за которые бабуля наверняка начистила бы мне рот с мылом.
— Нет, это вы предали нас. Вы, люди! И за что? За то, чтобы только самим пользоваться волшебством воды? И что теперь? Теперь от вендийцев осталось всего двое: я и Гарлиус! — Норвус схватился за волосы и чуть ли не выдирал их. Да он безумец! — Но ничего, — быстро-быстро заговорил смотритель. — Скоро, очень скоро мы поменяемся местами! А знал ли ты, мой милый мальчик, что ты не просто никогда выродком не был, но и вообще — один из сильнейших волшебников? Можешь порадоваться, все равно тебе не долго осталось.
Вроде бы сейчас я должен был очень удивиться, может быть, немного обрадоваться, или же разозлиться так, как никогда раньше в своей жизни, но нет. Единственное, о чем я мог сейчас думать, так это что у меня нещадно чесалась левая пятка. Ого! Я уже мог чувствовать! Ну погоди, Норвус! Мы еще повоюем! Зря что ли сказал, что я могучий волшебник?! Тебя никто за язык не тянул.
А смотритель тем временем, полностью уверенный, что я все так же обездвижен и нахожусь в его власти, продолжал свой рассказ. Наверное, радовался, что мог наконец высказать за долгое время все, что думает. Хотя, похоже, он на меня уже и не обращал внимания, а все ходил взад-вперед и бубнел себе что-то под нос. Но тут все хорошо слышно.
— А ведь мы с Гарлиусом тебя ждали тысячу четырнадцать лет! — А потом он снова подошел ко мне и заговорил со мной как Норвус, которого, я думал, знаю. Он еще и по голове меня гладить начал. — Представляешь ли ты, мой мальчик, как тебе повезло? Тебе посчастливилось родиться в тот же день, час и секунду, что и Вариус.
Вариус… Вариус… Где я уже слышал это имя? А, точно! А не с него ли, часом, начинается история нашего рода? Точно с него! Бабуля в меня хорошенько вдолбила нашу родословную. Этот самый Вариус у нас в семье самым сильным был, разве что Корвиус мог с ним потягаться. Так что, получается, Вариус тоже тридцатого Бавария родился? А я и не знал. Бабуля только года заучивать заставляла.
А Норвус уже снова превратился в своего безумного двойника. Он ходил туда-сюда и потихоньку таскал себя за волосы. Даже Гарлиус смотрел на него с опаской.
— Вариус! Вариус! Как же я тебя ненавижу! Как же я хочу сам тебя прикончить! Как же я хочу тебя уничтожить! — А потом Норвус сел на землю, схватился за голову и стал раскачиваться из стороны в сторону, громко шепча: — Но нет… Нет… Мне пришлось ждать… Ждать… Только кровь… Только его кровь… Да, да… Только его кровь…