Знал он (многократно было проверено!), что нет ему равных. Ни на дубинках, ни на мечах. Ни в стрельбе, ни в борьбе. Но знал это не он один...
Ведал об этом также Ронар ап Форгейм Мак-Лауд. А Ронар недаром звался таном, главой клана Мак-Лаудов. Перед боем же не следует вызывать неудовольствие тана, - ведь завтра именно он поведет свой род на врага...
Но все же хмуро косился тан в сторону Дункана: очень ревнив был он к чужой славе. И так же хмуро провожала Дункана взглядами тройка остальных ап Форгеймов, братьев Ронара.
...А Дункан пил, смеялся и пел песни наравне со всеми - и вскоре подозрения оставили четырех братьев. Успокоившись, они тоже отдали дань элю и виски.
И ночь, накинув на Мак-Лаудов черное одеяло с прорехами звезд, застала весь клан в состоянии, весьма отдаленном от трезвого.
Если бы враг атаковал этой же ночью - благо, кроме звезд светила и полная луна... Да, тогда враг снискал бы легкую победу.
Но враги - клан Фархерсонов, с которыми Мак-Лауды не поделили пастбищные земли, - были сейчас не более трезвы, чем те, с кем им предстояло драться наутро. Да и вообще - мерзостью почитают горцы нападать при свете лунного диска на спящих неприятелей...
Утро застало их там же, где и вечер, - кого за пиршественным столом, а кого и под ним...
С первым криком петуха с трудом приподнял тан Ронар над столешницей тяжелую похмельную голову и повел по сторонам мутным взглядом.
Ко второму петушиному крику взгляд Ронара ап Форгейма приобрел осмысленность.
А к третьему - встал тан на ноги, почти не качаясь, и поднес к губам медный рог, служащий для подачи сигналов.
И когда затрубил он, раздувая легкие, - зашевелились вокруг Мак-Лауды, стремительно, до звона в ушах, трезвея, будто пробуждалась от векового сна фианна Финна Мак-Хумайла [Финн Мак-Хумайл - легендарный вождь древней Шотландии; фианна - священная дружина, члены которой считались друг другу братьями; согласно легенде, Финн и его фианна, совершив множество подвигов, удалились в глубокую пещеру, где пребывают и поныне в непробудном сне, ожидая, когда кто-нибудь проникнет в пещеру и протрубит в боевой рог Финна].
И каждый шарил вокруг себя руками - ища оружие, проверяя, на месте ли доспехи...
...А где-то далеко, за грядой холмов, пробуждались и осматривали свое оружие Фархерсоны.
Говорили в старину: зло есть добро, добро есть зло...
4
Говорят: каждое сражение начинается задолго до своего начала... Это значит - надо тщательно блюсти ритуал, предшествующий бою. Ибо от него многое зависит...
Зависит готовность воинов сражаться. Зависит вера их в своего предводителя.
А более всего - благосклонность судьбы...
Древний бог войны Ангуз - а именно ему, а не Распятому Богу, в глубине души молится перед битвой каждый хайлендер - ревностно следит, чтобы до мелочей соблюдались стародавние обычаи!
Трудно сказать, как повернулось бы дело, если бы Ронар, согласно древнему правилу начала войны, вынул боевой нож из-за отворота правого чулка и переложил его вместе с кожаным чехлом по внутреннюю сторону ноги.
Наверно, Ангуз был бы доволен...
Но - не дотянуться было тану до своего чулка. Да и не было с ним в этой битве традиционного ножа с топазом, вправленным в рукоятку.
Сплошной доспех испанской работы покрывал тело тана, от сапог до макушки облив его блеском полированной стали. И помехой оказался бы шотландский клинок для кованого точно по ноге наколенника.
Четыре комплекта таких лат - франкского образца, но толедской выделки - имелись в клане Мак-Лауд. А больше едва ли мог позволить себе и королевский двор.
И, действительно, - неимоверно дорог подобный доспех, простому горцу не скопить на него и за дюжину жизней. А король Джеймс небогат, беднее многих из своих подданных.
Итак, тяжкие латы облегли тело четверых ап Форгеймов, а головы их скрылись под глухими шлемами. Не шлем-салад это был с половинным забралом - любимый наголовник хайлендских рубак. И не шлем-морион, применяемый стрелками, который, обеспечивая хороший обзор, оставляет открытым лицо.
Четыре глухих армэ - горшковидных шлема - венчали головы тана и его братьев. Человека, надевшего такой "горшок", почти невозможно поразить ни в голову, ни в шею.
Однако и сам он немногое сумеет увидеть сквозь узкую щель забрала...
Вот почему редко применяли сейчас армэ - легко в нем уберечь себя, но трудно следить за своими и врагами, трудно удержать нить управления боем.
А утратив эту нить - и себя не сбережешь...
Впрочем, именно на сей раз четверым рыцарям в доспехах высокой защиты надлежало сыграть свою роль... И чем неожиданней будет эта роль - тем неожиданней, быть может, окажется финал спектакля.
Спектакля, где нет зрителей, а расплата за участие в игре - жизнь...
Встали под вековым дубом, высящимся на окраине селения, четыре оруженосца. И каждый держал под уздцы рослого коня, тоже заключенного в сталь поверх стеганой попоны.
А через сучья древнего дерева были переброшены толстые канаты. С одного конца каждого из них была укреплена планка сидения, а за другой конец взялось по несколько здоровенных парней.
Тяжело, со звоном ступая, подошли к лошадям латники. С каждым шагом они глубоко впечатывали в вереск железные башмаки, оставляя на зелени черные шрамы.
А потом сели тан и его братья на планки-сидения. И взлетели вверх, когда потянули дюжие руки за канаты, переброшенные через ветви дуба.
Взлетели, как мальчишки на качелях... Или как казненные - на виселицах.
Взлетели - и опустились в седла с высокими, словно спинки кресел, луками.
Усмехнулись при виде этого старейшины клана: в их время - не так латники на коней взбирались... Когда они, старейшины, были молоды, - любой рыцарь, даже из самых тяжеловооруженных, сам ногу в стремя ставил, сам, без подсаживающих, взгромождал свое тело в седло.
Эх, молодежь изнеженная пошла... К чему только придет Хайленд еще через пару-тройку поколений?!