И снова, одна за другой - стрелы... Не запаслась толпа оружием дальнего действия, всего у двоих были луки. Но эти двое опустошили в незнакомца свои колчаны чуть ли не наполовину.
Но странное чувство владело стрелками, раз за разом натягивавшими тетиву. Им казалось - да нет, просто уверены они в этом были! - что мог этот чужак отбить их стрелы с той же легкостью, как и брошенный в него баллок.
Но - предпочел не отбивать.
Хотя - откуда взялась эта уверенность? Разве может кто-нибудь остановить клинком стрелу или уклониться, уйти с линии ее полета?
Никто не может. И никогда не мог. Даже древние герои, про которых поется в сагах. Во всяком случае, в местных сагах.
А арбалет мощнее лука, но медлительней его. Поэтому единственный арбалетчик, который захватил к несостоявшемуся костру свое оружие, так и не успел взвести его во второй раз.
Толпа взорвалась было торжествующим ревом. Но тут же рев этот смолк.
И снова - мертвая тишина.
Вовсе не собирался падать тот, чья грудная клетка сейчас напоминала подушку для булавок. Наоборот!
Твердо держась на ногах, он с какой-то жуткой небрежностью одну за другой вытаскивал из своей груди стрелы и ножи. Словно действительно были они булавками!
Левой рукой вытаскивал - в правой все еще был меч.
Вытащив - по-прежнему небрежно швырнул их наземь, как мусор. И, ухватившись за ворот рубахи, рванул его вниз.
Под треск разрываемой ткани торс его обнажился от горла до пояса.
И более страшного зрелища никогда не видели столпившиеся вокруг люди.
Страшно оказалось не то, что было на его теле - а как раз то, чего не было на нем.
Не было ран. Ни единой. Будто и не изрешетили его только что, словно мишень!
А потом незнакомец улыбнулся странной улыбкой - и перехватил свой диковинный меч обеими руками.
И ясно было - никому больше не позволит он в себя попасть!
Но никто и не пробовал это сделать.
Все произошедшее оказалось на несколько градусов крепче, чем была способна вынести толпа. Стремительно распадаясь в бегстве на малые группы, она брызнула во все стороны.
Наверное, никто даже не видел, как в ответ на призывный свист прискакал откуда-то конь - должно быть, оставленный пришельцем за спинами толпы.
А уж тем более не видели, как вытащил незнакомец гвозди из тела Катрин - руками вытащил, без всяких инструментов. И, закутав ее в плащ, взвалил на спину коня.
Потом и сам он сел позади седла - и помчался скакун, легко унося двойную ношу.
Говорили в старину: если нет предела злому могуществу Дьявола, отчего же он не спасает тех, кто обвинен в связи с ним?
30
Конан во времена своего отрочества тоже один раз участвовал в казни колдуньи. А потом - и сам принят был за колдуна...
Не с чужих слов знал он, что это такое. И - не мог допустить этого по отношению к другому человеку.
Катрин пришла в себя уже в доме своего спасителя, сооруженном под кровом древнего донжона - осадной башни.
Тогда она и узнала имя того, кто спас ее - Конан Мак-Лауд. Это имя ничего не говорило ей. Правда, потом Катрин заметила некоторые странности.
Например, женщина, ухаживавшая за ней (имя ее было Герда) - годилась Конану в матери. Но не мать была она ему, а жена...
И еще кое-что необычное заметила Катрин за Конаном. А он, в свою очередь - за ней заметил.
Заметив же - понял, что неспроста свела их Судьба...
Раны Катрин заживали неодинаково. На правом запястье - столь глубоко вошел гвоздь, что Конан, спеша отделить Катрин от жертвенного камня, протащил шляпку гвоздя сквозь руку насквозь.
И уродливый черный крест остался на правой руке вместо маленькой круглой дырочки.
Черный - потому что нечем было унять хлещущую из раны кровь. И пришлось присыпать ее золой от сгоревшей ветки.
Той самой ветки...
Впрочем, не только этот шрам - но и остальные три (даже - четыре, считая ожог на животе) должны были остаться на всю жизнь.
И все они были припорошены черным.
Именно поэтому Конан теперь в изумлении смотрел на руки Катрин Мак-Коннехи. Ведь никогда у смертных не бывало чего-либо подобного феномену Первой Раны!
Но можно ли назвать смертным того, кто ни на год не состарился за прошедшие десятилетия?
Можно.
Как умел Конан чувствовать свою Силу - так и чужую мог распознать он.
И не только Силу... Ауру "Долгой Жизни", определяющую бессмертие, он тоже определял безошибочно.
Здесь - не было этой ауры. Наверняка не было! А вот Сила...
Силы, как таковой, не было тоже. Было, однако, что-то похожее.
И вспомнил Конан, как ступал он по тропинке, поросшей травой и цветами. Вспомнил живую изгородь, плющ, прикрывающий дом со старательностью разумного существа, и необычно смышленую овчарку.
А потом он вспомнил свою мысль о том, что место это дышит какой-то непривычной гармонией. И по-новому оценил ее.
- Как ты добилась этого, Катрин?
Если бы женщина удивленно переспросила: "Чего - этого?", - тут бы и кончился их разговор. Но этого не произошло.
Они понимали друг друга даже не с полуслова - с полумысли...
- Не знаю... Но мне многого удалось достичь с тех пор, как ты привел меня сюда с гор и поселил в этом доме.
- Я вижу... Но никогда не думал, что такое возможно.
- Я тоже - не думала...
И действительно: даже увидев в их встрече перст Судьбы, Конан сначала думал лишь о том, чтобы дать "ведьме" возможность жить дальше, не подвергая себя риску костра.
Для того и купил он для нее этот участок в Равнинах, истратив на это все имевшееся тогда у них с Гердой золото.
Он знал, что Герда не осудит его за это...
А потом - забыл про Катрин. На сотни лет забыл. Впрочем, забыл ли?
Наверное, не было случайности в том, что дорога вывела их сейчас к этому домику, пробудившему воспоминания. Не дорога - Путь.
Путь...
- Ты сумела найти свой Путь, Катрин?
- Об этом не мне судить...
- Значит, мне судить. Сумела!
- Что ж, ты - сказал... И теперь, наверное, я...
- Без "наверное". Да, теперь ты, не будучи одной из нас изначально, становишься таковой.
- Становлюсь...
- Значит, это возможно... Пусть сначала не для всех - для избранных. Но потом...
Говорили в старину: разные пути существуют от подножья холма к его вершине. Но чем ближе вершина - тем меньше расстояние между ними.
31
Некоторое время они смотрели друг на друга. Молча.
Катрин первой нарушила тишину:
- Ну что ж, теперь ты знаешь, что дальше идти нам - вместе.
Конан только кивнул в ответ.
- ...Но когда ты приходил сюда, мы еще не знали этого. Так?
- Так, - Конан снова кивнул. - Мне нужна была твоя помощь по другому делу...
- Ну, наконец-то... - Катрин впервые улыбнулась, и словно солнце ударило сквозь затянутое туманом окно.
- Так говори же скорей свое дело, Конан! Ты же знаешь: твоя беда моя беда...
Карты были разложены на столе, но Катрин не прикасалась к ним. Это была просто традиция: она давно уже не нуждалась для гадания в карточной колоде.
- На кого гадать? - спросила она.
- На нас... На наше дело.
- На ВАС? - женщина посмотрела на него с удивлением. - Уж ты-то точно не нуждаешься. Может быть... второй?
- Да, - признал Конан даже с некоторым облегчением. - Извини, я должен был сразу сказать это. Просто...
- Просто ты никак не можешь привыкнуть к тому, что есть теперь в мире дом, где ты можешь говорить всю правду, не опасаясь, что тебя неверно поймут?
- Пожалуй, так...
- Так вот, знай: такой дом - есть. И ты сейчас находишься в нем. Как имя второго?
- Дункан Мак-Лауд.
- Твоего же клана...
- Мое родство - не в клане состоит. Ты же знаешь...
- Знаю. Прости, что я сказала так... - женщина опустила глаза. Итак, Дункан... Дункан, который сидит сейчас в седле за шестьдесят ярдов отсюда и пытается разобраться в своих ощущениях...
- Он так и не оставил седло?
- Нет, и пусть сидит в нем... Хороший он мальчик, но я вижу сразу: он потопчет мою траву.