— Меня раздражает не то, что я теперь должен ходить с охраной. Я подумал: то, что так сильно изувечили Клару, свидетельствует о дикой ярости и настоящей ненависти к ней, а я не могу представить, что у кого-то она могла вызывать такие безумные чувства. Как это ни печально. Если кто-то решил подстроить все так, чтобы меня заклеймили как убийцу, то устраивать такую бойню не было никакой необходимости. Какая-то нелепость получается.
Саймон некоторое время пристально смотрел на него, и Торманд невольно поежился под его взглядом.
— Это всего лишь предположение.
— Вполне разумное, между прочим. Я об этом как-то не подумал. — Саймон пробормотал ругательство. — Действительно, эта расправа, пожалуй, свидетельствует прежде всего о ненависти, причем ненависти к тому, что делало Клару такой привлекательной и желанной.
— И все же это могли быть пытки с целью получить какие-то сведения, — сказал Торманд, хотя по его лицу было видно, что он сам сомневается в своих словах.
Саймон кивнул:
— Возможно, но ведь Клара рассказала бы ему или им абсолютно все, едва ее коснулся бы нож. Все, что она знала, слетело бы с ее губ, как только ей бы отрезали первый локон. Клара была необычайно тщеславной. Ее красота для нее была всем. Потом, не забывайте, скорее всего ей заткнули рот кляпом, а значит, получение секретных сведений вряд ли являлось целью преступников.
— Итак, у нас по-прежнему ничего нет.
Торманд посмотрел на пустую кружку и поборол желание вновь наполнить ее.
— Почему же? У нас есть убийство, которое кто-то твердо решил повесить на тебя, — ответил Саймон. — И это указывает на кого-то из твоих врагов.
— А может, это указывает на врагов Раналда? Что может быть унизительнее для мужчины, чем слава рогоносца?
— Любвеобильность Клары была слишком хорошо известна. Да и свою любовницу Раналд уже давно не скрывает. Нет, все знали, что эта чета ни в грош не ставила супружескую верность. — Саймон встал. — Ну что? Пойдешь со мной? Может, отыщется какой-нибудь след.
Торманд неохотно поднялся. Меньше всего ему хотелось возвращаться на кровавую сцену этого преступления, но это могло помочь им ответить хотя бы на некоторые вопросы. Оставалось надеяться, что хотя бы встречи с Раналдом удастся избежать. Несмотря на то, что добрая половина мужчин королевского двора побывала в спальне Клары, к Торманду Раналд относился особенно неприязненно. И его вовсе не радовала перспектива узнать, какую форму может принять эта неприязнь, если он неожиданно столкнется с Раналдом в его доме в то время, как изувеченное тело Клары готовят к погребению.
— Ну и ну! — бормотал Торманд час спустя, следуя за Саймоном по одному из тайных ходов дома, по которым частенько пробирались любовники Клары.
Как и опасался Торманд, Раналд пребывал в ужасном состоянии. Он был вне себя и, возможно, поэтому обрушился на Торманда с несдерживаемой яростью. И если бы не сверхъестественная способность Саймона останавливать и улаживать самые напряженные конфликты, то скорее всего они с Раналдом скрестили бы свои мечи, сойдясь в поединке прямо в доме, где была убита Клара.
— На мгновение у меня закралась мысль, что он действительно любил Клару, но думаю, он все же оплакивает потерю — хотя бы из корыстных побуждений, — сказал Саймон.
Держа в руках яркий фонарь, он шел очень медленно, внимательно осматривая пол.
— Какие бы ни ходили вокруг нее пересуды, Клара действительно была полезна мужу. Постоянно меняя высокопоставленных любовников, она была в курсе всего, что происходило в королевстве, а эта информация нередко оказывалась ценной для Раналда. Ну и конечно, он, должно быть, очень страдает при виде того, что некогда было его красавицей женой. И все же, думаю, не стоит совсем исключать возможности, что именно Раналд убил Клару. — Саймон неожиданно остановился. — Ага, посмотри-ка на это, — пробормотал он, нагнувшись.
Торманд присел на корточки рядом с Саймоном и стал внимательно рассматривать небольшое пятно, на которое указал его друг.
— Кровь?
Саймон слегка коснулся пальцем пятна, затем, не обращая внимания на гримасу отвращения на лице Торманда, лизнул палец и кивнул:
— Определенно кровь. Нам повезло. Каменный пол в этом тоннеле не позволил ей просочиться в землю, а холод не дал высохнуть. — Саймон выпрямился. — Думаю, это и есть искомый след.
Торманд последовал за другом со все возрастающей надеждой, что они вот-вот разгадают эту тайну. По следам они выбрались из тоннеля, прошли по аллее и двинулись дальше на север, но уже за конюшнями, принадлежащими самому популярному постоялому двору в городе, след потерялся, напрочь затоптанный копытами лошадей и сапогами горожан. Саймон почти час безуспешно пытался снова отыскать след, потом, негромко выругавшись, все-таки отправился за собакой. Торманд по-прежнему следовал за ним, хотя надежда быстро найти ключ к этой загадке, начала стремительно таять. Как только Бонегнашер, взяв след, натянул поводок, надежда Торманда вновь начала возрастать. Совсем немного времени спустя пес вывел их к заброшенной лачуге на самой окраине города. Как только они с Саймоном вошли внутрь, Торманд почувствовал запах крови. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: они обнаружили то место, где пытали Клару. Убийца даже не потрудился хоть немного замести следы бойни. Торманд чувствовал, как к горлу подступает желчная тошнота, но заставил себя остаться с Саймоном. Увидев, как Саймон спокойно и методично осматривает комнату, Торманд решительно превозмог собственную слабость.
Он не обладал талантами, которыми были наделены многие представители его семейства, наверное, потому, что принадлежал к боковой ветви клана, но даже его скромных способностей хватало, чтобы ощутить то, что происходило здесь. Торманд все же закрыл глаза и попытался распознать сохранившиеся отголоски чувств, оставленных теми, кто побывал здесь раньше. Это был нехитрый прием, которому его обучила одна из его наиболее одаренных кузин, и который действительно помогал ему максимально использовать, свой скромный дар. Уже секунду спустя он почувствовал тяжелый запах панического страха, который, казалось, вытекал из всех щелей убогого жилища. Приподняв голову и по-прежнему не открывая глаз, Торманд сделал несколько шагов в глубину лачуги и сразу же ощутил повисшую в воздухе злобу и почти материализовавшуюся ненависть. К этой смеси кровавого смрада и застывшей жути примешивалось нечто такое, что лишь предположительно можно было определить как безумие.
— Чувствуешь что-нибудь? — спросил Саймон.
Торманд открыл глаза, осознавая, что Саймон, вероятно, давно уже догадывается о его способностях.
— Страх, ярость, ненависть. Но есть и кое-что еще. Я думаю, это безумие.
— Несомненно.
— Ты что-нибудь нашел? — спросил Торманд, выходя вслед за Саймоном наружу и делая глубокий вдох, чтобы избавиться от свербящего в носу запаха смерти.
— Нет, но это именно то место, где было совершено преступление. Когда Клару выносили отсюда, она уже умирала. — Саймон протянул руку. — Впрочем, еще я нашел вот это.
Торманд нахмурился, увидев в руке Саймона небольшую заколку для волос.
— Думаешь, она принадлежала Кларе?
— Конечно, нет. Слишком проста и груба, думаю, она могла принадлежать женщине, которая некогда жила здесь, но я все равно ее сохраню.
Саймон положил заколку в карман.
— Неужели мы потерпели неудачу?
— И да, и нет. Правда, мы не нашли убийцу, но я на это и не рассчитывал. Тут потребуется время.
— А если погибнет еще одна женщина?
— Боюсь, с этим мы ничего не можем поделать.
— И станем спокойно ждать, пока это произойдет?
— Мы не можем приставить охрану к каждой женщине этого города, Торманд. Нет, друг мой, мы продолжим поиски. И до тех пор, пока этот ублюдок не будет болтаться в петле.
«И будем молиться, чтобы первым не повесили меня», — мысленно добавил Торманд.
Глава 3
Морейн постаралась не обращать внимания на то, что лавочник перекрестился, когда она вошла в тускло освещенную маленькую лавку, где он выставлял свои товары. У нее появился соблазн уйти, чтобы лишить его пусть и небольшой, но прибыли, но он был единственным бондарем в городе, а ей так нужны были бочонки для уже готового сидра и медовухи. Что ж, она просто не будет обращать на него внимания, как не обращала внимания на других горожан, которые, завидев ее, расступались, крестились, бормотали молитвы или глупо жестикулировали, полагая, что таким образом могут оградить себя от зла. От этого становилось больно и обидно, но она должна привыкнуть к этому, говорила себе Морейн.