Разговор с Андрея перешёл на другие темы. Время прошло незаметно, и так случилось, что обе одновременно посмотрели в окно и увидели, как ярко-оранжевый солнечный шар скатывается к закату, оставляя после себя вереницу пылающих облаков и разноцветную россыпь бликов.
– Засиделась я у тебя сегодня, – сказала Вера, – пора и честь знать.
– Оставайся ночевать, – предложила Клава, – ведь завтра воскресенье.
– Спасибо, – вздохнула Вера, – хорошо у тебя, подруженька, но мне надо побыть одной, – сказала Вера.
– И то верно, – согласилась Клава. – Надеюсь, ты соберёшься с мыслями и примешь верное решение.
– Я тоже на это надеюсь, – едва слышно выдохнула Вера.
Глава 3
Каждый день по пути на работу Вера, сокращая путь, проходила через маленький, но уютный парк. В его липовых и каштановых аллеях по вечерам обнимались влюблённые парочки, ближе к вечеру в парк стекались самодеятельные музыканты, утром гуляли собачники, несмотря на то что их оттуда регулярно прогоняли. Особо предусмотрительные из них носили с собой на западный манер совочки и мешочки, при помощи которых убирали за своими питомцами. Ко многим спокойным собакам местные обитатели привыкли, и на них не набрасывались даже гуляющие там же мамочки и бабушки с детьми. Как-то так само сложилось, что атмосфера в парке была умиротворяющей. Здесь же демонстрировали и продавали свои работы художники, которым были недоступны галереи и которым не хватило места на пешеходной улице города.
Вера, собственно говоря, не только никогда не интересовалась работами этих художников, она даже ни разу не посмотрела в их сторону, считая, что все талантливые живописцы выставляют свои полотна в вернисажах. А то, что можно увидеть в парке, может понравиться разве что деревенским простушкам или горожанкам, живущим на окраине, в уцелевшем с начала прошлого века частном секторе. Откуда в ней зародился этот снобизм, сказать трудно. Несомненно, районный парк – не парижский Монмартр, но всё же, всё же…
В это утро Вера больше смотрела себе под ноги, занятая мыслями о том, что через каких-нибудь полчаса она встретится с Андреем…
А она так и не решила, что ответить ему. Разум говорил ей о том, что нужно согласиться, и немедленно. А глупое сердце сопротивлялось, сердцу хотелось мистерии чувств, романтизма и даже где-то немного пострадать. Вера удивлялась сама себе, неужели всё это время в ней спала уездная барышня позапрошлого века.
Она обо что-то споткнулась и чуть не упала. Но кто-то вовремя подхватил её под локоть.
– Ой, простите, – раздалось у неё над ухом.
Вера подняла голову и встретилась взглядом с упоительно голубыми глазами. Они были такими чистыми и бездонными, что казались неотъемлемой частью небес. Вера помотала головой и только тут сообразила, что глаза эти принадлежат худощавому, хорошо сложенному блондину среднего роста. Он стоял теперь напротив неё и улыбался, демонстрируя два ряда небольших, но ослепительно‐белых зубов.
Только тут до неё дошло, что, задумавшись, она на шаг свернула с дорожки и налетела на одну из картин.
– Это, кажется, не вы, а я должна извиняться, – смутившись, пробормотала Вера.
– Ну что вы, – ещё шире улыбнулся он.
Вера наклонилась и подняла картину. Едва взглянув на неё, она почувствовала что-то наподобие солнечного удара. Хотя нет, это не могло быть связано с солнцем. Ведь на картине была осень, а если ещё точнее, то ласточки, улетающие в тёплые края. Ей сразу вспомнилась строка из стихотворения Джона Китса «Ода осени» и сразу в двух переводах. Первый в переводе любимого ею Маршака – «И ласточки щебечут в память лета». Второй, который на данную минуту казался ей наиболее подходящим, в переводе М. Новиковой – «И ласточки щебечут на отлёт».
Не понимая, что и зачем она делает, Вера схватила картину, прижала её к себе и выпалила:
– Я покупаю у вас эту картину! Сколько я вам должна?
– Эта картина не продаётся, – услышала она слегка насмешливый голос.
И тотчас подняла глаза. «Он что, смеётся надо мной?» – пронеслось у нее в голове. Но как она ни вглядывалась в лицо художника, теперь на нём не было и следа от улыбки.
– Мы, кажется, не поняли друг друга, – Вера полезла в кошелёк, достала деньги и протянула их художнику, – надеюсь, этого хватит, – она постаралась, чтобы голос её прозвучал как можно строже.
– Вполне, – кивнул он, – но я уже сказал, что эта картина не продаётся.
– То есть? – растерялась Вера. – Зачем же тогда она здесь находится?
– Эта картина ждала вас, – его голос прозвучал с ласковой вкрадчивостью.
– Что? Что вы сказали? – брови Веры взметнулись вверх.