В соответствии с законом, все - даже давние - претензии к предприятию теперь следовало обращать к его новому владельцу. И хотя сумма задолженности была пустячная - двенадцать миллионов долларов, Джерри решил не поручать это своим юристам, а поехать в Кливленд самому: ему хотелось документально проследить подробности, разобраться лично в "анатомии" этого столь нечастого в банковском деле вида преступления. Настроен он был миролюбиво. Даже согласился встретиться с одной из сестер-старушек (другая не приехала, сказалась больной). Миссис Жозефина Скейлз была похожа скорее на сельскую учительницу, чем на бизнесменшу, одержимую одной маниакальной идеей делать, делать, делать деньги (так ее охарактеризовал кливлендский знакомый Джерри). Она презабавно щурилась, произносила многие слова на французский манер (ее предки были родом из Марселя) и даже рассмешила Парсела, рассказав ему скабрезный анекдот о лже-аббате, юной монашенке и говорливой, подслеповатой игуменье.
Банковские проценты полюбовно решено было погасить совместно: пятьдесят процентов - миссис Скейлз и ее сестра, пятьдесят процентов мистер Парсел. Обе стороны были довольны и уверены, что ловко обхитрили оппонента. Прощаясь с Парселом, Жозефина даже прослезилась. "Шарман!" повторяла она. И думала: "Говорили, что ты - тигровая акула, Джерри Парсел. Оно, может, и так, скорее всего, так. Значит я еще достаточно ловка и гибка, если не только ушла от твоих челюстей, но поживилась за твой счет, отхватила кусок жирный и сладкий. То-то Клод обрадуется! Шарман! Шарман!..."
Джерри без труда читал мысли провинциальной мастерицы интриги, добродушно посмеивался: "Бог с тобой, фальшивая лягушатница! Благодари Рождество. Благодари мое благостное настроение. Наследника ожидаю". В основе же его решения лежало убеждение - затей его юристы процесс с сестрицами, еще неизвестно, как бы он обернулся и сколько пришлось бы выбросить денег, если бы процесс был проигран.
Позднее Джерри будет казнить себя за непростительную слабость "стоимостью в шесть миллионов". "Чрезмерная мягкость - верный признак старения!" - будет злиться он. И выжимать с лихвой! - эти деньги из предприятия при любом удобном случае: подписание годового соглашения с профсоюзом, конфликт по зарплате, обсуждение размера надбавок...
Больше всего были довольны банкиры - деньги возвращались полностью и без дальнейших проволочек.
двадцать первого декабря Джерри и Рейчел были приглашены на рождественскую вечеринку в администрации предприятия. Джерри любил эти предпраздничные встречи. Поначалу все, казалось бы, шло как нельзя лучше. было шумно, весело, по-домашнему непринужденно. Местные остряки разыграли несколько забавных сценок, в которых продернули, правда вовсе не зло, менеджера, одного из его помощников, еще кого-то. "Шипучка" текла рекой и под тяжестью блюд с индейкой прогибались столы. Санта Клаус, которого никто не узнавал (и не мог узнать - он был профессионалом), галантно преподносил нарядно упакованные сувениры. Джерри была вручена Трубка Мира индейцев. на прихваченной клейкой лентой записке красным фломастером было намалевано: "Мир на земле, добрая воля к людям. Профсоюз". "Клянусь Иисусом Христом, мир на земле будет, но только и только тогда, когда мы покончим с русскими. Хм... добрая воля к людям... Я что-то не припомню такого профсоюза, который проявлял бы в отношениях со мной эту самую добрую волю", подумал Джерри и с неприязнью вспомнил забастовку в Денвере, в результате которой ему пришлось уступить почти по всем пунктам. Рейчел получила трехфутовую куклу-двойняшку - спереди девочка, сзади мальчик. А музыка гремела и захмелевшие кто больше, кто меньше - мужчины и женщины танцевали как могли. летели конфетти, по потолку и стенам плыли причудливые снежинки, вспыхивали и гасли разноцветные лампы и лица танцующих, пьющих, беседующих то голубели, то розовели, то лиловели.
В перерыве между танцами центр зала опустел. Джазисты разбрелись на пять-десять минут - пропустить стаканчик, зажевать вкусненьким, поболтать слегка. Вдруг в малиновом кругу у микрофона, перед которым только что пела "эта миленькая Уэлси Тутс", появилась высокая небрежно одетая женщина с растрепанными волосами. лицо ее оставалось в тени, и Джерри неприятно поразили огромные черные глазницы. Она с явным усилием выдохнула в микрофон, который вряд ли видела:
- Вы тут веселитесь, да?.. Вы тут веселитесь, а мой Арчи валяется в городском морге!
Начав с шепота, женщина постепенно перешла на крик. Если кто-то и не расслышал ее первых слов и не обратил сразу на нее внимания, то теперь весь зал затих, все взгляды устремились на говорившую.
- У меня трое "счастливых" наследников остались на руках. Трое! Старшему - шесть. Что же мне - улечься с ними в постель и включить газ? И то лучше, чем прозябать. Умница Арчи! Открыл рот, вставил вот это и нажал курок, - женщина держала в руках пистолет. - Но здесь еще сохранилось кое-что... Я хочу увидеть мистера Роджера Кобба, генерального управляющего, который уволил моего Арчи вместе с сотнями других в марте. Я скажу убийце Коббу все, что я о нем думаю. Мистер Кобб, где же вы? Надеюсь, вы хоть не трус...
За одним из столиков произошло какое-то движение. И вот медленно стал подниматься со стула высокий мужчина. В зале почему-то вспыхнул большой свет. И все увидели, что это был Роджер Кобб. Лицо его смяла беспомощная улыбка.
- Успокойтесь, миссис... миссис... - проговорил он негромко.
- Миссис Нори Пэнт, если угодно. Чтобы ты знал, подлец, от кого получишь эту пулю! - женщина стала целиться в Коббса. Раздались испуганные крики женщин, несколько человек бросились на пол. Но выстрелить ей удалось лишь в потолок. В самый последний момент двое подоспевших охранников схватили миссис Пэнт за руки. Она судорожно вздохнула, выронила пистолет и лишилась чувств.
Среди присутствующих случился врач. Пользуясь нехитрым набором стандартным медикаментов из управленческой аптечки, он тут же оказал ей необходимую помощь. Миссис Пэнт открыла глаза, громко застонала. В приемной Кобба, куда ее перенесли и где уложили на диван, находилось несколько человек. Сжавшись в комочек, женщина, казалось, стала меньше ростом. Ее била дрожь. Она испуганно озиралась по сторонам, и взгляд ее был мало осмыслен. "Как затравленный со всех сторон безжалостными охотниками зверек!" - думала, глядя на нее, Рейчел. Она приняла все происходившее особенно близко к сердцу. "Боже! - думала она. - Место этой женщины в тысячу раз более мое, чем то, которое я сейчас занимаю. Как мне понятно отчаяние этой несчастной! Как понятно и как знакомо - и с детства, и изо всей моей жизни до того момента, как я встретила Джерри". Парсел стоял тут же, в трех шагах от дивана, и тихо разговаривал с заместителем Кобба по персоналу. Подойдя к Рейчел и взяв ее под руку, он сказал так, что слышала лишь она одна:
- Слава Богу, мы можем ехать, дорогая. Миссис Пэнт отвезут домой, ей окажут всю возможную и необходимую помощь...
-Нут, нет, Джерри, я хотела бы отвезти ее домой сама!
- Тебе вредно так волноваться!
- Ах, Джерри!... - Рейчел смотрела на мужа глазами, переполненными слезами.
- Хорошо, дорогая, - поспешно согласился он. - Если тебе так хочется... Если ты считаешь это совершенно необходимым...
В машине Рейчел села рядом с миссис Пэнт, укутала ее в шотландский плед, который проворно достал из багажника шофер, обняла. Джерри забился в угол, на переднем сидении размзестились доктор и Маркетти. Всю дорогу от предприятия до коттеджа Пэнтов все молчали, лишь однажды Норина Пэнт всхлипнула: "Дети! Что теперь будет с детьми?" Через двадцать минут машина остановилась у небольшого двухэтажного дома. Слева и справа от него, как и по противоположной стороне этой сравнительно тихой улицы, насколько мог видеть глаз, выстроились такие же дома. Перед каждым из них небольшой газон с незатейливыми, вымощенными камнем дорожками, небольшими клумбами, декоративным кустарником. За некоторыми домами и по бокам от них, так, где участки были чуть больше, разместились крохотные сады.