Но тут внимание привлекло здание. До всего этого кошмара это был ничем не примечательный панельный дом, в котором жили самые обычные люди. Да я и сам жил в подобном — простом и удобном, высоком и крепком. В городе их прозвали Высотками, и большинство сограждан стремилось приобрести квартиру именно в таком доме. Но меня привлекло в этом здании не то, что оно напомнило о доме, а то, что оно одно единственное стояло нетронутое этим хаосом. Даже ненасытный огонь обходил его стороной, как будто чего-то опасаясь. Те люди, что ещё были живы и могли передвигаться, пробегали мимо, ища укрытия и казалось, что это здание вижу только я. Но самое удивительное, что на крыше стоял человек. Понимаешь, он просто стоял и взирал на ад, царивший под его ногами. Он ничего не делал, не двигался, не старался спрятаться от разбушевавшейся катастрофы. Нет, он будто окаменел.
Ещё одной странностью было то, что я с такого расстояния мог так чётко его видеть — человек был огромен, словно башня и чёрен, как сама ночь. В нём не было ни единого светлого пятна, как будто это был не человек, но сама тьма.
Я оторвал взгляд от неподвижной фигуры на крыше и осмотрелся по сторонам. Что-то совсем уже невероятное творилось вокруг, хотя куда больше? Практически полностью разрушенные улицы наполнились фигурами. Они двигались медленно, слегка заторможено — словно во сне. Какая-то женщина закричала: "Джоан, девочка моя, ты вернулась!" Я попытался рассмотреть ту, кого окликают и не смог поверить своим глазам: это именно та девочка, пропавшая одной из последних, и за поисками которой я лично провёл не одну ночь. Присмотрелся внимательнее и понял, что все эти странные фигуры — дети, которых так долго искали. Но где они пропадали всё это время и почему появились именно сейчас?
Джоан с длинной палкой в руках, в лёгком летнем платьице, подол которого был измазан чем-то до ужаса напоминающим кровь, направилась к матери. Я, как завороженный, смотрел на эту сцену, ожидая слёз радости и счастливых объятий. Но того, что произошло, я не мог представить даже в самых страшных снах: Джоан, маленькая хорошенькая Джоан с веснушками на носу и озорными хвостиками рыжих волос, со всей дури ударила несчастную мать в висок острым концом палки. Падая, женщина беспомощно протянула к обезумевшей дочери руки и упала на спину.
Я отвернулся, не в силах смотреть на это. Представляешь, она убила свою мать! У меня в голове не укладывалось, и до сих пор именно эта картина пугает больше всего.
Сотни пропавших детей запрудили улицу, добивая раненых и скидывая убитых в ненасытную пасть разорванной на части земли. Кто-то из подростков был облачён в камуфляж и с оружием в руках; кто-то же в обычной одежде и вовсе безоружный — бесконечное море детей с остекленевшими глазами затопило улицы, разрушая и уничтожая, убивая и втаптывая в землю тех, кто ещё способен был дышать. А чёрный человек взирал на этот кошмар и мягко улыбался. И тут я понял, что пропавшие дети — его работа. Что-то он сделал с ними такое, из-за чего они превратились в настоящих чудовищ. Знать бы ещё, что именно.
Я не помню, что было дальше. Может, кто из чокнутых марионеток этого психа тоже приложил меня каким бревном по голове, или моя психика не выдержала всего этого, но я вырубился, а очнулся уже на корабле, который меня сюда доставил и которым совершенно не нужно управлять. Что это за корабль? Что стало с моим Городом? Я не знаю, но очень хочу выяснить, понимаешь?
Я понимала, как никто другой, потому что точно такая же картина развернулась в моём городе. Картина, которую так старательно пыталась забыть, и всплывшая сейчас перед взором в мельчайших подробностях. Такая же паника, подземные толчки, огонь и оглушительный взрыв, после которого я очнулась на берегу этого странного моря.
И самое главное, дети, добивающие раненых с каким-то извращенным хладнокровием.
XII. Интермедия вторая
Лес близ Эргориума.
Три месяца назад.
Марта не хотела этого слышать, но оказавшись на поляне, не смогла уйти. Словно околдованная, она стояла, закрыв глаза, сердцем чувствовала каждое слово, брошенное Айсом.
— Мне никто не нужен, мой Генерал.
— Так уж и никто? Мой мальчик, а как же Марта? Она любит тебя, разве не видишь? Неужели и ею готов пожертвовать ради будущего?
— Даже ей. Потому что сейчас не время думать о любви, когда на кону стоит так много. Я с лёгкостью оставлю её, если будет на то ваша воля. — Голос Айса был спокоен — он не лгал. Он на самом деле так думал. — Единственный, кто мешает мне — Роланд. Вечно что-то вынюхивает, путает карты.