Совершенно нетрудно догадаться, что этим младенцем была я.
Сестра Доминика сначала искренне обрадовалась находке. Слыханное ли дело? Спасти младенчика от верной гибели! Не каждой выпадет такой шанс в жизни. Да за такое милосердный Боженька закроет глаза почти на все прошлые прегрешения — даже на те, на которые совсем закрывать глаза нельзя. Доминика возложила на меня большие надежды. Не иначе как душеспасительницей назначила. А я вот как-то не оправдала её ожиданий — по части спасения душ была совсем неопытная и даже вовсе профнепригодная.
Ну а что можно ожидать от человека, которого выбросили на помойку? Уж явно не того, что из него прольется свет на страждущие души. Сам факт моего существования не гарантировал даже излечения от геморроя, не говоря уж о душе.
И как-то очень быстро монахини во мне разочаровались. Хотя я вот думаю, что если человек не нужен был даже собственным родителям, разве можно надеяться, что другие найдут повод полюбить его? И в итоге я всем быстро разонравилась, даже нашедшей меня сестре Доминике, ведь постоянно чего-то требовала. То кушать, то спать, то гулять, а то, Господи Иисусе, на ручки. Это отвлекало благочестивых Христовых невест от праведных мыслей и добрых поступков. Они любили сирот, но только тех, которые совершенно ничего им не стоили, и о которых можно было заботиться лишь периодически, не сильно себя чем-то обременяя. Те, другие сироты — не такие, как я. Они лишены гордыни, кротки и рады любой ерунде, ведь главное для них — внимание. Сёстры навещали разные приюты по всей стране, даря любовь и улыбки всем страждущим. Только если бы кто спросил моего мнения, делали они это только потому, что так нужно и потому, что их снедала гордыня. Маленькие — опекаемые кем-то другим — сиротки ведь так прекрасны. Что же касается меня, то я скорее была камнем на их прекрасных душах. Забота изнуряла праведниц не хуже поста.
Не трудно догадаться, что в скором времени я оказалась вдали от монастырских врат, в доме, больше похожем на тюрьму, чем на приют, пригодный для детских жизней. Мне, собственно говоря, было всё равно, где жить. Хотелось только одного: чтобы меня оставили в покое и перестали читать морали. Монашки ведь по части морализаторства преуспели, как никто другой.
В приюте мне, в конце концов, всё-таки понравилось. Там было довольно спокойно, временами тихо. Но самое главное: была еда и несколько метров личного пространства, включающее железную кровать и тумбочку, в которой можно хранить всякую чепуху. Но это была моя личная чепуха! Никто кроме меня не имел права её трогать.
Я никогда не сбегала из приюта и, в сущности, была послушной. Училась так себе, но кого это волнует? В свободное время читала книги, пытаясь абстрагироваться от того безобразия, что иногда творилось вокруг.
Моя жизнь изменилась в тот самый миг, когда меня нашёл Генерал. Да, именно так. Нашёл. Мы не встретились случайно, не столкнулись лбами в коридоре. Не были друзьями по переписке. Он просто однажды вошёл в мою жизнь, чтобы она больше никогда не стала прежней. И даже если меня сейчас будут пытать на дыбе, попутно надевая испанский сапожок, я не смогу ответить, как он меня нашёл. Просто раньше Генерала не было, и вдруг появился. Как кролик из шляпы. Только он не был кроликом. И даже не фокусником. Кем-то намного более зловещим, хотя я так до конца и не разобралась, каким именно человеком был наш Генерал. И человеком ли?
И я оказалась в крысятнике, стала членом элитного супер-пупер отряда. Нам промывали мозги, рассказывая, какими новыми красками заиграет реальность после осуществления нами всего задуманного. Мы станем над миром и мир примет нас. Главное — делать всё в точности, как велит Генерал.