— Но хватит о грустном, — продолжил мой брат. — Лучше послушай о том, как наша молодёжь активно откликалась на призывы партии и правительства, куда бы её ни призывали. И какие песни пели при этом?
— Валяй, — сказал я.
И он снова заговорил.
ЖЕНЯ. В конце июля 1961 года группа довольно молодых и довольно крепких ребят с московского радио добровольно-принудительно отправилась в Казахстан на целинные земли. Жили в палатках, ели картошку, пили травяной чай цикорий, работали лопатой, граблями, ещё чем-то. Я понял тогда, что такое аскетизм во всех его смыслах, и твёрдо решил, что монастырь не для меня. Но зато испытал себя на прочность и выносливость и остался собой доволен. В свободное от работы время я предавался эпистолярному жанру — писал, в основном, своей любимой женщине ССП (ты знаешь, о ком я), а также маме и даже тебе, брат. Ты же в ответ безжалостно и сладострастно сообщал мне, полуголодному и прокалённому степным солнцем, о своих походах в ресторан «Арагви» с нашим общим другом, кого мы любовно звали «учитл», ибо он учил нас «науке страсти нежной», а также гастрономическим изощрённостям и утончённостям (сообразуясь с наполненностью наших карманов).
Что мне оставалось делать, кроме как от тоски, одиночества и зверской зависти не начать сочинять стишки. Что я и сделал, объединив их в цикл под названием «И акын в поле воин»… (От автора. Не могу не подчеркнуть, что я уже предупреждал читателя об отменном красноречии моего брата; теперь же не могу не отметить и его эрудицию — завидуйте, нынешняя молодёжь, забывшая даже Тургенева и Гоголя! А Женя уже в те свои почти младенческие годы знал название популярного в XIX веке романа немца Шпильгагена «Один в поле не воин», а также слово тюркского происхождения — «акын».)
ЖЕНЯ (продолжает). Тот стихотворный цикл где-то затерялся на просторах времени, но зато чудом сохранилась одна песня — под названием «Еврейская целинная», написанная мною на мотив известной казачьей песни «Как у дуба старого…» (Музыка Сигизмунда Каца, слова Анатолия Софронова.) Если б он узнал тогда, что я написал текст с еврейским акцентом!
Я (примирительно). Ну, музыка ведь была с тем же акцентом — и ничего… Спой, пожалуйста.
ЖЕНЯ (поёт. Насчет голоса и текста ничего не скажу, но музыкальный слух у него всегда был превосходный).
(Скромно кланяется на раздавшиеся аплодисменты и продолжает совсем другим тоном.)
Я упомянул уже, что с целины часто писал той, кого назвал ССП, — ты её тогда немного знал. И она всегда отвечала мне, и в письмах была не такой скованной, не такой напряжённой, а порой и раздражительной, как при непосредственном общении. Она…
Я (перебивая). Да, помню, ты позвал как-то нас с Риммой в ресторан при гостинице «Советская» и пришел туда с нею. За всё время пребывания там ССП произнесла едва ли два-три слова, и приветливой в тот вечер я бы её не назвал.
ЖЕНЯ. Как ты знаешь, она была тогда замужем, у неё сын, и ей, видимо, нелегко давалось то, что называется изменой супружескому долгу… Погоди, дай сказать!.. Конечно, разные люди по-разному поступают в подобных ситуациях. Да и сами ситуации весьма различные. Одно дело, если ты, так сказать, страдающая сторона. Тогда тебе, пожалуй, легче даётся разрыв. Но если ты сторона виновная… Ты сам, Юра, говорил мне, вспомни, что после разрыва с Марьяной года полтора вообще с женщинами почти не мог общаться, не говоря уж… Это при том, что, вообще-то, считают: мужчине легче даётся смена партнёра по жизни…
(Я опять хочу что-то сказать, но Женя не позволяет мне и продолжает.)