Её муж Лёня был хорошим покладистым человеком, хорошо играл на фортепьяно, хорошо дирижировал оркестром, хорошо писал и рассказывал о музыке. И этому тоже есть свидетели — они же слушатели и читатели, и кое-кто из них до сих пор помнит услышанную от его дочери Татьяны историю о том, как её отец своим рассказом о Карле Марии Вебере (а заодно и о Гекторе Берлиозе) остановил однажды вечером назревающую возле курортного танцзала драку между двумя решительными и не вполне трезвыми парнями из-за девушки.
— Вот она, действенная польза от истинного просветительства, — восхищённо сказал я ему. — Вольтеру, Дидро и Руссо даже не снилось такое: они из своих кабинетов не вылезали и ничем не рисковали.
На что Лёня ответил, что польщён моим комплиментом, но не стоит забывать, что этих кабинетных французов в те времена легко могли в любую минуту сунуть куда-нибудь на Лубянку… то есть, в Бастилию или казнить на Гревской площади…
Сын Риты и Лёни по имени Гриша, тогда совсем ещё мальчик, тоже успел прославиться у себя в семье — стоическим нежеланием играть на скрипке, а немного позднее, в городе Минске, тем, что стал чемпионом этого города среди школьников по стрельбе из мелкокалиберной винтовки, а в пределах своего класса, 5-го «Б» — самым находчивым в деле написания сочинений на тему «Зима».
И ещё одним членом этой семьи была Таня, старшая сестра Гриши, совсем недавно узнавшая почти всё о микроорганизмах, об их значении для круговорота веществ в природе и об их патогенности, то есть способности вызывать инфекционные заболевания. А когда ненадолго забывала о своих одноклеточных, то становилась неплохой рассказчицей всяческих жизненных историй, проявляя при этом достаточно острый глаз и слух, незаурядное чувство юмора и с лёгкостью прибегая к литературным приёмам, названия которых мы с ней и знать не знаем; а если и знали, то напрочь забыли.
Когда на следующий день после прибытия в Минск мы заявились в дом к этой семье, нас уже ожидали и сделали всё, чтобы принять по-царски, — что означало не только насытить желудок гостей изысканными домашними яствами, но и предложить большую концертную программу, включающую вокал (Рита), инструментальную музыку (Лёня, фортепьяно) и Гриша (который категорически отказывался брать в руки скрипку); а также краткое сообщение Тани о практической пользе микробиологии и несколько приличных анекдотов (она же); и наконец — общие разговоры, или кто во что горазд.
Рита первой спела под аккомпанемент Лёни два романса и русскую народную песню, в исполнении которой внезапно вмешался Адам, пропел несколько слов, извинился и умолк. А когда Рита закончила петь, объяснил, что просто не мог выдержать: эта песня напомнила ему вдруг советский лагерь, в котором он сидел во время войны: там он часто её слышал.
После этого Рита сказала, что ей хочется рассказать нам историю, тоже связанную с этой песней, только совсем не про лагерь, а про школу, в которой учился Гриша несколько лет назад.
— Не надо, мама, — сказал Гриша.
Однако, несмотря на его возражения, давайте всё-таки послушаем, о чём расскажет его мать, и, быть может, слегка улыбнёмся, что совсем не мешает после того, о чём мы услышали только что от Зоси и Адама. Тем более, что и Гриша, идя навстречу своей любимой тёте, Римме, уже полностью смирился с тем, что сейчас произойдёт.
(Этот рассказ я впоследствии восстановил в памяти, записал, дал ему название — «Степь да степь кругом» и набрался нахальства под своим именем использовать в печати и во время выступлений перед читателями.)
Итак…
У них в квартире не смолкало пение и вообще музыка.
Его мама часто любила петь, не отходя от рабочего места на кухне — особенно когда готовила что-нибудь вкусное, а вкусным у неё было почти всё. А его папа редко отказывал знакомым певцам и певицам в аккомпанементе и часто помогал разучивать их романсы, арии, ариозо, каватины и даже вокализы. Так что Гриша за свою не слишком долгую жизнь основательно наслушался всего этого. Не говоря о том, что у мальчика превосходный музыкальный слух, и скрипка просто создана для него, а он, противный мальчишка…
— Мама! Я же просил… — перебивал её Гриша.
— Ну, ладно, ладно…
И его мать продолжала.
В ту зиму им задали по литературе сочинение на тему «Зима». Как будто других тем нет. В наше время — помните? — тоже всё время про зиму да про лето задавали: как вы провели лето? Ну, ладно: задали, и Гриша начал думать. Ко всем пристаёт: что и как написать? Папа дал совет: напиши про цикл Чайковского «Времена года», опус 37-бис. Там и про зиму есть. Если надо, сказал папа, я помогу. Такие же циклы, напиши, есть у Вивальди, у Гайдна и в девятой симфонии Шпора… Между прочим, он скрипачом был.