Он говорил совершенно серьезно. Это было написано на его лице, беспощадном прекрасном лице с янтарными тигриными глазами, в которых начало разгораться пламя. Страх, притаившийся в ее душе, вдруг вырвался, как туго заведенная пружина, и она рванулась, выскочила за дверь и помчалась к ступеням, ведущим к пляжу.
Холодный морской ветер тут же пронизал тонкие кружева и шелк платья, едва она выбежала на песок, спотыкаясь на тонких каблуках. Высоко над головой луна ныряла в облака, и темная тень накрыла Домини. Она испуганно оглянулась. Поль преследовал ее, как мстительный ночной бог… и в неровном свете луны лицо его казалось лицом дьявола.
Она была одержима таким отчаянным желанием убежать, что совершенно не сознавала, как близко находится от воды и скал на краю пляжа. Волны с грохотом обрушивались на узкую полоску песка, темные, огромные и взрывались сверкающим фейерверком. Домини вскрикнула, когда нога в туфельке на высоком каблуке подвернулась, она споткнулась о скользкий камень и почувствовала, как над ней разбилась огромная волна. Волна завертела и потащила Домини в море, будто тряпичную куклу. От холода у нее захватило дух, в ноздри моментально залилась вода, и Домини беспомощно закружилась в морском водовороте, не воспринимая ничего, кроме оглушительного грохота.
— Домини, — донеслось до нее, а за именем последовало непонятное греческое слово, потонувшее в реве моря.
Поль на ходу сбросил туфли. Штормовые облака разразились громом, и молния осветила пенящиеся волны. Он мощными гребками приближался к судорожно поднимавшей над водой руки жене. В резком свете молнии мелькнуло бледное отчаянное лицо. Еще мгновение — и его руки сомкнулись вокруг Домини. Она бессознательно вцепилась в него. Поль поддерживал ее голову над водой, и сознание у нее немного прояснилось. Домини осознала, что это Поль, ее муж, — и покорилась.
Он держал ее и боролся с волнами, плывя назад, к пляжу. Когда он выбрался на песок, вода ручьями лилась с его вечернего костюма. Руки крепко держали Домини, трясущийся от холода и страха комочек, в прилипнувшем к телу, совершенно испорченном сине-белом платье. Песок хрустел под торопливыми шагами Поля, затем он поднялся по ступеням к вилле и вошел через высокие двери прямо в гостиную.
Домини шевельнулась в его руках, чуть слышно кашлянула и задрожала. Поль наклонился и посмотрел ей в лицо, с его волос полилась вода, и глаза ее широко распахнулись. Губы беззвучно зашевелились, она пыталась выговорить его имя, и он сказал почти нежно:
— Все в порядке, глупышка. Теперь ты в безопасности.
Он быстро прошел к камину и, не обращая внимания на то, что с них обоих струилась вода, положил Домини на жемчужно-белую кушетку и позвонил, вызывая Яниса. Когда Янис поспешно вошел в комнату, Поль стоял у кушетки на коленях и держал у рта дрожащей Домини бокал с чистым виски. Она отхлебнула и закашлялась от крепкого напитка, заметив, как с лица Яниса сошла обычная маска серьезности и как он уставился на них с Полем.
— Мы прогуливались по пляжу, и жена упала в воду, — отрывисто и сухо сообщил Поль. — Скажи Лите, что я велю ей сейчас же положить в постель жены грелку и приготовить для нее горячую ванну. И принеси мне толстый купальный халат. Ну же, поторопись!
Янис бросился в кухню и быстро на греческом объяснил Лите, что произошло. Взгляд ее острых темных глаз скользнул по его лицу.
— Нехорошо, Янис, что произошел такой несчастный случай, — заметила она. Не зря говорят, что те, кто поет до завтрака, будут плакать вечером.
— О чем это ты говоришь, женщина? — сердито взглянул на нее Янис, но она отвернулась к крану и наполнила водой большой чайник.
— Разве он не пел сегодня перед завтраком? — Лита покачала головой и нахмурилась. — И не странно ли, что молодые жена и муж гуляют на пляже, когда начинается шторм.
— Ты думаешь, они уже поссорились?.. — воскликнул Янис.
— Думаю, лучше поторопиться и принести ему халат, — заявила жена. Поспеши, а не то он будет кричать на весь дом.
После того как Янис принес халат, Поль сказал Домини:
— Я собираюсь снять с тебя промокшую одежду. Не сопротивляйся, а то еще больше выбьешься из сил.
Она совершенно обессилела и дрожала, как мокрый котенок, когда Поль снимал испорченное платье и белье. Взгляд его был совершенно бесстрастным, а прикосновения почти отеческими, когда он заворачивал ее в теплый, грубый на ощупь, мохнатый халат.
Его сочувствие странно успокаивало ее, казалось невозможным, что несколько минут назад он был так требователен. Поль поднял ее с кушетки, обхватив его шею, она спокойно лежала в его руках, пока он нес ее из гостиной и поднимался по лестнице в сиреневую спальню, где передал ее в руки Литы.