Франсуа брел с ними, стиснув зубы, и больше они не обменялись ни словом. По улице Сен-Дени, многие обитатели которой остались в домах и теперь разглядывали толпу, троица друзей вошла в Париж. Возле рынка Колен свернул влево на большую улицу Сен-Мартен, по которой они все в том же мрачном настроении дошли до реки… Там Колен, у которого был задуман некий план, предложил зайти куда-нибудь перекусить и заодно выпить, чтобы прийти в себя. Франсуа и Ренье не имели ничего против. Франсуа согласен был на все, готов идти куда угодно, хоть на край света. Он был до того потрясен, что даже не понимал, где находится. Ему все еще чудилось, будто он по-прежнему стоит в толпе, окружающей виселицу, и ошеломленно смотрит на тело, судорожно дергающееся в петле. Похолодевший, внутренне оцепеневший, он видел только это тело, такое нежное, такое хрупкое. Одно-единственное. Тело женщины, что будет вот так висеть много дней, сперва окостенеет, станет твердым, а потом начнет пухнуть, и из него потечет вонючая жижа, прежде бывшая жизненными соками. Это было донельзя отвратительно: тело женщины, что, натягивая веревку всем своим весом, продолжало медленно, почти незаметно вращаться вместе с ней. Отвратительно и возмутительно. Однако Франсуа испытывал не только отвращение. Он чувствовал что-то наподобие любви и жалости к этому насильственно умерщвленному телу, и когда веревка закручивалась и раскручивалась с тихим шорохом, который можно услышать, если приложить к ней ухо, Франсуа казалось, будто это звуки, свидетельствующие о том, что тело продолжает жить и готовится к тайному действу, что с чуть слышимым урчанием будет совершаться в нем. А может, он это знал? Да, пожалуй, знал, как знал смрад, что приносит летом ветер от Монфокона[14]. При воспоминании об этом смраде все внутри у него переворачивалось, но вскоре ощущение вони снова заместилось образом цыганки, и Франсуа горько сожалел, что она мертва.
Из задумчивости его вырвали взрывы смеха, и он не сразу понял, где находится; несколько девиц весело смеялись над ним.
— Какой красавчик! — воскликнула одна. — Смотрите, он весь в мечтах!
— Хотела бы я знать, о ком он мечтает, — кокетливо промолвила другая.
— Отстаньте! — хмуро буркнул Франсуа.
Однако, увидев среди девок Колена и Монтиньи, он начал что-то соображать и принялся осматриваться вокруг.
— Вот твоя кружка, — сказал Колен.
— А? Хорошо.
— Ты что, выпить не хочешь?
— Нет, хочу, — пробормотал Франсуа, поднес было кружку ко рту, но пить не стал, а наклонился к Монтиньи и поинтересовался, где они находятся.
— В кабаке у толстой Марго, — ответил Ренье.
— Вот оно что…
— А вот и Жаннетон, — продолжал Ренье, привлекая к себе девицу в модном высоком колпаке, что сидела рядом с ним.
Франсуа улыбнулся и сказал:
— Ренье много говорил мне о вас.
— А обо мне? — поинтересовалась сдобная особа с большущими круглыми, как арбузы, грудями, которые чуть ли не наполовину выпирали из бархатного платья. — Обо мне Ренье что-нибудь рассказывал?
— О! — воскликнул Франсуа. — Вам он мог бы воздать только самую высокую и сладостную хвалу!
— Вы только послушайте его! — жеманно произнесла польщенная красотка. — С виду сухопарый, тощий, а слова — что мед!
— Да уж, он такой! — рассмеялся Колен. — Прямо тебе демон — искуситель.
— Точно! Точно! Демон!.. — со смехом закричали девки. — И до чего хорош собой! Черный! Лукавый! И какой хитроумный!
— Тихо! — прикрикнула на них женщина, которой Франсуа только что так куртуазно ответил, и похоже, у нее была над ними какая-то власть. — Демон он или нет, мне наплевать.
Она подошла к Франсуа, запустила ему руку в волосы и, ласково перебирая их, сказала:
— Меня зовут Марго.
— Черт побери! — протянул Колен. — Постарайся, Франсуа, местечко очень завлекательное.
— И теплое?
— А это ты сам у нее спроси, — насмешливо бросил Колен, который и мысли не допускал, что хозяйка харчевни действительно способна втюриться в школяра.
Однако Франсуа немножко оробел. Не мешая гладить себя, он повернул лицо к Марго, но не осмеливался произнести ни слова, а она, видать, понаторевшая в обращении с мужчинами, продолжала перебирать его волосы, смеялась и, похоже, ни о чем не тревожилась.
— Подвинься, — попросила она. — Я хочу сесть рядом с тобой.
Франсуа подвинулся.
Но Колен, приведший школяра и Ренье в этот кабак, чтобы посвятить в задуманный им план, стал рассказывать, как вели себя в миг смерти казненные сегодня цыганка и ее сообщник. Девицы перестали смеяться. Франсуа обратился к Колену:
14
Монфокон — холм за стенами средневекового Парижа, где стояла воздвигнутая еще в XII в. знаменитая виселица.