В ту же самую ночь, когда Франсуа и Марго забыли про свою ссору, пришел какой-то человек и сообщил Колетте, что Колена арестовали в «Яблоке» и доставили в Шатле. Колетта заголосила, расплакалась, а Жаннетон, беспокоившаяся за Ренье, потребовала от вестника рассказать, как это произошло.
— Колену не повезло, — уклончиво ответил посланец. — Стражники, переодетые купцами, затеяли с ним игру в кости на выпивку, и Колен не заподозрил их. Ну и погорел.
— Да ты все не о том, — прервала его Колетта, которую все пытались успокоить. — Что говорили стражники?
— Они поймали его на том, что он плутует, — отвечал пришедший. — И тут же накинулись на него, стали вязать, да только не сразу им это удалось. Он им здорово врезал, ну а потом они ему. — И чтобы Колетта поняла цель его прихода, добавил: — Нужны будут деньги.
— Знаю, — кивнула Колетта.
— Ему нужна постель, еда, пока его не переведут из Шатле в какую-нибудь другую тюрьму: он заявил, что он клирик и потому подлежит суду епископа. Двадцать пистолей. Это немного.
— Я принесу их, — сказала Колетта.
— Завтра.
— Что будешь пить? — поинтересовалась Колетта, утирая слезы.
Франсуа не мог прийти в себя от удивления.
— Двадцать пистолей? — переспросил он.
— Такова цена, — подтвердила Жаннетон. — До Ренье у меня был другой дружок, и когда его взяли, мне пришлось выложить точно такую же сумму, чтобы помочь ему.
Посланец ел с отменным аппетитом, а Колетта беседовала с ним и наполняла его кружку, как только она пустела. Время было позднее. С улицы кто-то из ночной стражи, обходившей квартал, несколько раз стукнул кулаком по ставне, напоминая хозяину, что тот не вправе вести торговлю ночью. Антуан зевал. Марго объявила, что пора в постель, но тут явился Ренье.
— Франсуа, — нежно позвала Марго.
— Да, сейчас, — с сожалением отозвался Франсуа, которому хотелось послушать, какие новости принес Ренье. — Погоди.
Но Ренье даже не знал про Колена, и Франсуа пошел с Марго. Он спросил у нее:
— А если я влипну, как влип Колен, ты как, поможешь мне?
— Ты еще спрашиваешь! — воскликнула Марго.
— В таком случае сделай то, что сделала бы, если бы я влип. Это будет куда как лучше. Мне хоть какая-то выгода будет.
— Я что-то не понимаю…
— Давай мне двадцать пистолей, — холодно потребовал Франсуа.
Никогда он не испытывал такого удовольствия, как утром, когда клал в карман деньги.
Для Франсуа это было целое состояние; в его комнате под кроватью одна плитка в полу поднималась, и он спрятал монеты под ней, решив каждый вечер не скупиться и тратить сколько нужно, чтобы как следует выпить и повеселиться; в заведении Марго он больше не показывался, отдав предпочтение «Притону Перетты», где сорил деньгами, не считая. Отличное местечко! Стоило только Франсуа появиться там, и все радостно приветствовали его, кричали:
— Вот он! Пришел!
Вместе со всеми его приветствовал и Ренье. Ренье, пораженный щедростью Франсуа и догадывающийся — не без некоторого восхищения школяром — откуда у того деньги.
— Ты все правильно делаешь, — одобрил он полупьяного Франсуа, когда тот громогласно требовал принести еще кувшин вина, и крикнул служанке: — Эй, детка, поторопись! Живей! Франсуа Вийон платит за все! У него денег навалом.
А Франсуа добавил:
— И все они останутся в кабаке. Клянусь телом Христовым!
— Ого! Эге! Вийон — славный парень! — орали собутыльники, которых угощал Франсуа. — У него есть деньги, и он знает, как найти им применение!
Время от времени, побуждаемый Монтиньи, который вдруг вспоминал, что его друг поэт, Франсуа читал свои баллады, и его награждали рукоплесканиями. Он читал их с неподражаемым задором, комизмом и живостью, которые захватывали слушателей, и вскоре его баллада о толстухе Марго обрела такую славу, что где бы он ни появился, у него требовали прочесть ее для всеобщего увеселения. А уж увеселение, ежели говорить честно, было что надо. Этот чернявый, тощий парень в поношенном платье сопровождал чтение своего стихотворения такой мимикой, что слушателей прямо-таки охватывала дрожь; он покорял их, подчинял себе. Он завладевал ими. И все хохотали. Все были покорены, а когда он доходил до посылки, до этого откровенного и выразительного признания:
слушатели чувствовали себя так, будто на улице действительно трещит мороз, и могли по-настоящему оценить, насколько приятно сидеть в теплой компании у огня.