Так странно и страшно думать, что от него ждёт поддержки так много людей, которых он успел полюбить или уже давно искренне любил. Тэхён, зачем он доверился Юнги? Зачем решил сделать шаг в пропасть, из которой тот и сам ещё не нашёл выхода? А Юна… Он же сам сказал, что защитит, что не отпустит и что ей больше не сделают больно. А ведь сделают, потому что Юнги тоже не всесилен, он тоже человек и он не сможет всегда быть рядом, как бы не старался и как бы не хотел этого.
— Хён, подожди… — вскочил за ним Чонгук, когда его прервали, так и не дав закончить предложение.
— Нуна? — послышалось удивлённое, и парни повернулись на голос, замечая Тэхёна и всего в паре шагов от него — Юна.
Девушка была бледной, как стенка. Её волосы растрепались во время сна и теперь беспорядочно спадали на хрупкие плечи, прикрытые совсем тонкой тканью пижамной рубашки. Она дрожала. Наверное, от холода. Сколько же она здесь простояла, пока Тэ не обнаружил её, совершенно случайно выйдя комнаты?
— Юна? — удивлённо приподнял брови Юнги, делая шаг ей навстречу и пугая и без того испуганную девушку.
Этот взгляд был хорошо знаком ей. Чимин всегда смотрел так. Так, будто она не должна была слышать что-то, не должна была отталкивать или сопротивляться ему. Чимин всегда насмешливо приподнимал бровь, как бы показывая, что её характер сейчас совсем не к месту. Юнги смотрел так же. Вот точно так же. Он будто говорил о том, что она не должна была подслушивать, хотя она и не собиралась, не должна была подглядывать и, возможно, её присутствие здесь вообще тяготит его, но он просто не может сказать об этом напрямую, боясь ранить слишком нежные чувства.
Может быть, это просто разыгравшееся воображение снова подкидывает ей поводы для недоверия. Возможно, это просто нервы сдают. Знаете, слишком много навалилось на неё. Кажется, это сложно выдержать, когда внутри больше ничего нет, когда загореться больше нет сил и поэтому просто продолжаешь тухнуть дальше.
— Ты давно здесь стоишь? — спросил Юнги, когда до неё оставалась всего пара шагов. — Мы разбудили тебя? — будто раскаянно.
— Я… — постаралась справиться с дрожью, от чего сжала руки в кулаки, чувствуя, как короткие ноготки впиваются в кожу и оставляют еле заметные следы. — Просто пить хочу, а почему вы не спите в такую рань?
— Да тут фиг уснёшь, — усмехнулся Тэхён, поспешно скрываясь за дверью ванной. Он это не со зла, он говорит открыто, ничего не тая, вот и весь секрет.
— Просто… — начал Юнги и замолчал, не зная, как сказать, чтобы она не расстроилась. Ведь так много ей уже пришлось пережить, он не хотел заставлять её волноваться ещё больше. — Мы просто разговаривали, — ответил, не подозревая даже, что делает только хуже.
— О чём? — спросила девушка, обходя парней и двигаясь по направлению к кухне, и остановилась, замечая неловкую паузу. Не хотят говорить. — Вы будете есть?
— Будем, — показался в гостиной Тэхён. Его чёлка немного намокла, когда он умывался, отчего падала на глаза, закрывая обзор и делая его таким милым и домашним.
Хотелось улыбнуться, только что-то тяжёлым грузом повисло на душе. И этим чем-то была мысль о том, что эту ситуацию с плагиатом подстроил Чимин. Теперь даже есть спокойно не получалось, она мысленно снова и снова возвращалась к этому вопросу, боясь своих предположений больше, чем чего бы-то ни было.
Юна не было дома уже два дня, но Чимину казалось, что вечность. Он на самом деле начинал сходить с ума. Хосок даже боялся, как бы не сошёл. Друг всё время старался вытащить его из дома, потому что понимал, что там столько воспоминаний о ней, не каждый сможет выдержать такое. Однажды Чимин сказал, что она вернётся. Он так верил в это, что сутками напролёт гипнотизировал дверь в надежде, что Юна откроет её и всё будет, как прежде. Как было до того злополучного дня. Вот только не будет… Это же очевидно.
Чимин слишком много пил, засыпая под утро с уже пустой бутылкой в руке. Он старался убежать от реальности, которая давила на психику слишком сильно, и вот сейчас, наконец, понял, что он всё просрал и что она к нему не вернётся. Хотя бы потому что он такой ебанутый, что додумался причинять боль той, которую любил. Просто он так устал… Так, блять, устал, что хочется послать всё нахуй. Он так долго любил Юна, что не заметил, как стал причинять безмерную боль, которая должна была волнами отдаваться и в его душе, ведь он… любил её?
А может, это и не любовь вовсе? Так, игра на выживание, где он всегда был сильнее, где он всегда сверху и главный, а она просто марионетка в его руках, грубых и жестоких. Он только сейчас осознал, что поступал с ней как животное, позволяя своим инстинктам и желаниям брать верх и овладевать сознанием. Только сейчас, стоя посреди разгромленной гостиной на нетвёрдых ногах, он видел то, что не хотел видеть, — свою уродливую душу, прогнившую настолько, что видно невооружённым глазом.
Чимин покинул дом, громко хлопая дверью и позволяя холодному ветру запутываться в волосах. Он шёл неровно, путался в собственных ногах. Стараясь ускориться, чуть не попал под машину, потому что, кажется, забыл даже, что есть правила и что на «красный» идти нельзя. А, блять, почему нельзя, если так хочется?
Перед глазами всё плыло миллионами фейерверков, таких ярких, что просто слепило. Сеул потрясающе уродлив со своим чрезмерным освещением. Каждая улица усыпана десятками фонарей, маленьких и больших. Каждое здание оборудовано этой блядской подсветкой, от которой хочется закрыть нахер глаза и двигаться вслепую, снова и снова встречая на пути препятствия и таки надеясь когда-то сдохнуть. Каждая вывеска, столб, фонтан… Чимин с удовольствием раздавил бы каждую эту маленькую лампочку в своих ладонях, позволяя стеклу впиваться в кожу. Вот это просто было так необходимо, сделать больно.
Себе.
Кому-то.
Но сделать.
Так, чтобы скулить и биться в истерике. Так, чтобы навеки запомнить этот урок, который нельзя прогулять, но нужно усвоить, как самое насущное, как «дважды два», которое по определению равняется четырём, а вовсе не пяти.
Чимин усмехнулся своим мыслям, задевая плечами прохожих и игнорируя их сдавленные ругательства. Этого было слишком мало, чтобы приглушить в себе чувство превосходства. Должно быть что-то другое. Что-то милое и нежное, затерявшееся в этой толпе грязного сброда, где ему вовсе не место. Что-то ласковое, просящее тепла и заботы. Что-то, что будет интересно сломать, не поранившись обломками. Нужно найти что-то, что заставит его забыть обо всём на свете и позволит насладиться собой сполна, позволит выпить до дна, забираясь в хрупкую душу и разбивая её на маленькие осколки. О, с каким же удовольствием он будет давить эти жалкие остатки души!
Неописуемо просто.
— Девушка, ну вы не спешите, мы подвезём вас… — где-то запредельно близко, но словно через толщу воды.
Чимин обернулся, вглядываясь в хрупкий силуэт неподалёку. Каштановые волосы были коротко острижены, отчего еле-еле доставали до плеч. Бесформенная толстовка, в которой сейчас было, наверное, довольно холодно. Чёрные штаны, что, хоть и должны были сексуально обтягивать стройные ножки, сейчас собирались складками, свидетельствуя о том, что размер был явно не в пору, значительно больше. Совсем не его типаж. Чимина такое не привлекает. Слишком дешёвое. Совсем не привлекательное для него.
— Спасибо, я дойду сама…
«Слишком не Юна», — почему-то подумалось вдруг.
Он снова окинул незнакомку взглядом, в котором презрения было больше, чем та заслужила. Девушка старалась выдернуть свою руку из чужой, предположительно, более сильной. Её глаза покраснели, и что-то подсказывало Чимину, что не от холода. Парню было всё равно, что девушка вот-вот заплачет, что ей больно от хватки на тоненьком запястье. Он просто пытался затолкать её на заднее сидение, игнорируя сдавленное мычание, когда его рука накрыла её губы.