— Сука, ты что делаешь?! — разозлился один из парней и влепил ей пощёчину с характерным таким шлепком.
Она рухнула на пол, машинально накрывая пылающее место холодной ладонью и чувствуя, как слёзы выступают на глазах от беспомощности. Девушка видела краем глаза, как поднялся Чимин, слегка пошатываясь на некрепких ногах и стараясь абстрагироваться от боли. Он немного кривился, шипел, но улыбка не переставала цвести на его разбитых губах. Это выглядело пугающе, и девушка сильнее сжалась от страха, хотя понимала, что если он вытерпел столько боли ради того, чтобы помочь, то вряд ли сможет причинить ей вред. Но это только так, на задворках сознания. На деле же, убедить себя в этом оказалось гораздо сложнее.
— Теперь мне намного лучше, — говорил Чимин, морщась на каждом слове — абстрагироваться не получилось, потому что было невероятно больно. — Зря вы ударили девушку, теперь будет ещё больнее, — угрожал, вспоминая, как сам поступал так же, и понимая, что всю эту боль он заслужил. И теперь ему на самом деле больнее. Раз в сто больнее, чем должно быть.
— Мужик, ты лучше иди своей дорогой, пока ещё можешь ходить, — смеялись парни, противно скалясь и одаривая мутным взглядом чёрных глаз.
Чимин ничего не ответил. Он просто улыбнулся и почесал бровь, а через секунду у одного ублюдка уже бежала кровь из носа. На самом деле, парню с трудом удалось превозмочь боль в расслабленных от усталости мышцах, и этот удар дался ему с огромным трудом. Когда он начал отвешивать удары остальным, злость росла с бешеной скоростью, от чего уже не чувствовал боли и ничего не видел вокруг. Всё вертелось канителью из чувств и ощущений. Он хотел остановиться, где-то на задворках сознания, но эта мысль улетучивалась с каждым ударом. Он не мог остановиться. Понимал, что нужно, но не мог. Как тогда. Тогда он тоже не смог удержать свою ярость в узде, выплёскивая на Юна свои мерзкие обвинения и заставляя подчиняться желаниям. Именно поэтому кулаки, сбившиеся в кровь, продолжали врезаться в чужие лица, потому что видел в этих ублюдках себя. Себя, не достойного прощения. Неожиданно в мысли проник душераздирающий крик откуда-то из-за спины:
— Сзади! Осторожно! — кричала девушка, в исступлении замирая на месте.
Когда Чимин обернулся, было уже поздно. Он внезапно почувствовал сильный удар в живот, и что-то холодное скользнуло по коже. Вокруг началась суматоха. Всё вертелось перед глазами, отчего начинало мутить.
— Блять, ты ебанулся? Скоро копы будут здесь! — словно сквозь толщу воды доносилось до ушей. — Сваливаем!
Чимин видел, как в спешке отдаляются фигуры парней. В глазах начало двоиться, и он тряхнул головой, чтобы как-то исправить это, но становилось только хуже. Что происходит? Тело постепенно начала пронизывать режущая боль, проносясь по всему телу. Ноги перестали слушаться, подкашиваясь, и Чимин рухнул безвольной тушей, тихо зашипев и в который раз ударившись о твёрдый асфальт.
Девушка кинулась к нему, оседая на колени рядом. Её жутко трясло от страха, а в горле стал ком из невыплаканных слёз и чувства вины. Когда она опустила свой взгляд на Чимина, его лицо было неестественно бледным, а пухлые губы дрожали, беззвучно шевелясь. На его рубашке медленно расползалась липкая жидкость пугающего оттенка.
— Что же делать? — плакала девушка, закрывая маленькими ладошками кровоточащую рану и безуспешно оглядываясь по сторонам.
Рядом никого.
Чимин слышал сдавленные рыдания, вырывающиеся из груди девушки, и это снова напомнило ему о Юна. Она точно так же плакала. Навзрыд. Давясь слезами. А он её просто не слышал не слушал. С трудом разлепив тяжёлые веки и разглядев силуэт над собой, он протянул дрожащую руку и дотронулся до чужой щеки, вытирая влажные дорожки и пачкая её кровью.
— Прости, — на выдохе. — Не плачь, видимо, я заслужил это, -выдавил он и снова закрыл глаза, погружаясь в сладкую темноту, где только он и его мысли, но все ещё словно фоном слыша женский плачь и звук приближающей сирены.
Полиция.
Они должны арестовать его. За всё, что он сделал Юна. И за всё, что может ещё сделать, когда протрезвеет и немного подлечится…
***
Юнги открыл глаза, недовольно поморщившись, и услышал суматоху за дверью. Кажется, он задремал, как делал это довольно часто, просиживая день и ночь за созданием музыки. Только сегодня ему хотелось побыть одному, не слышать ничьи голоса, не думать о том, что вот сейчас он должен что-то делать, говорить, в чём-то убеждать. Слишком сложно было делать вид, что все в порядке. Притворяться, что он ничего не видел благодаря той грёбаной скрытой камере. Что появление Чонгука спустя десять лет тоже ерунда. Притворяться, что его ничего не пожирает изнутри. Что эти хреновы проблемы с Чимином «просто неважно». Что этот придурок ничего не сделает. Убеждать и себя, и остальных, что друзья страдали все эти годы не по его глупости. Казалось, всему этому он так и не научился. И никогда не научится, потому что видеть Юна каждый день трудно. Слышать её плачь, приглушенный подушкой, в соседней комнате ещё невыносимее. А видеть синяки на её теле, мимолётно взглянув, почти вышибает почву из-под ног. Да и Тэхену теперь тоже нелегко. Эта история с плагиатом добивала просто, подливая масла в огонь. Очень хотелось напиться. До забвения. До беспамятства. Но он не делал этого, понимая, что должен держать себя в руках. Потому что есть ради кого стремиться стать лучше, чище, влиятельнее, известнее.
Юнги вышел в гостиную и перед глазами развернулась картина, которая согрела его, казалось бы, уже озябшую душу. Юна и госпожа Ким готовили обед, переговариваясь между собой. Тэхен беззаботно крутился возле них, пробуя блюда, из-за чего и получал по рукам. Возмущенное лицо младшего и радость на лицах женщин заставили уголки его губ дрогнуть в милой улыбке. Да, вот так выглядит счастье. Да, ему есть кого любить и кого защищать.
Джун приехал уже давненько, и они вместе с Чонгуком что-то весело обсуждали, заливисто смеясь. И вдруг все эти родные лица обратили на него своё внимание. Эйфория. Все ждут от него чего-то, а он только смущённо отводит взгляд в сторону, делая вид, что его всё это совсем не заботит. Хотя это совсем не так.
— Ну наконец-то! — выдал Джун, взмахивая рукой и хлопая ею по своей коленке. — Я уже думал будить тебя с помощью поцелуя, принцесса ты наша, — шутливо добавил. Он на самом деле очень переживал за то, что друг не спит полноценным сном, постоянно погружаясь в проблемы.
— Чего приехал? — игнорируя глупую шутку друга, спросил Юнги, проходя вглубь комнаты.
— Да я ваше спасение! — самодовольно воскликнул, удивляясь вопросу. — Здесь так уныло было без меня.
И правда, Намджун всегда заряжал позитивом, хоть и временами был слишком навязчивым и немного раздражал своей беззаботностью. Но в этом его особенное очарование. Юнги знал и вовсе не сердился.
— Давайте сегодня сходим куда-то? Вам всем просто необходимо отвлечься! — выдал вечно настроенный на позитив друг.
— Я согласен! — воскликнул Тэхен с набитым ртом и даже поднял руку вверх как послушный мальчик из средней школы. Какой же он ещё ребёнок всё-таки.
— И я, — присоединился Чонгук, задумчиво улыбаясь каким-то своим мыслям. — Целую вечность в клубы не ходил.
От этих слов ком подступил к горлу. Юнги охотно верил, что там, где его Гукки держали взаперти целых десять лет, вряд ли позволяли посещать клубы. Как Чон может так легко говорить такие слова, острым лезвием проходящиеся по сердцу и изрезающие его вдоль и поперёк? Как он может быть таким счастливым, пережив всё то дерьмо, в которое втянул его Юнги? Как не сошёл с ума за эти годы, проведённые рядом с умалишёнными? Что-то расхерачивало душу изнутри так, что пиздец просто. Этим чем-то было чувство вины. Оно приносило невыносимую боль, которая ощущалась почти физически. Всем было нелегко, но они улыбались. Как-то справлялись с этим грузом на душе. Не показывали, что им хреново, хотя было именно так. Не раскисали и не убивались. Просто продолжали жить дальше, надеясь, что когда-то воспоминания об этом уйдут на второй план. Просто освещали своё будущее счастливой улыбкой, натянутой поверх гримасы боли. Но как? Как они могут быть такими сильными, когда могли просто сломаться в один миг, как это делают многие?