Она невольно огляделась по сторонам, уж больно громко вещал уже изрядно выпивший Войл. Но всем были безразличны их разговоры.
— Значит, вы прошли эту войну бок о бок с генералом?
— О, Трапп призвал всех, до кого дотянулся.
— Трапп? Кто сказал Трапп?
Какой-то молодой офицер, проходящий мимо, пошатнулся и поднял повыше кружку с пивом.
— За великого генерала! — крикнул он.
Остальные посетители постоялого двора отозвались одобрительным гулом:
— За великого генерала!
Прижавшись спиной к холодному камню стены, Гиацинта наблюдала за всеобщим братанием.
Понеслись разговоры — кто, как и где воевал, и она поймала себя на мысли, что совершенно ничего не знает о том генерале, о котором говорят все эти люди. О хитроумном, решительном и смертоносном генерале. В этих рассказах не было ничего о человеке, который снисходительно посмеивался, наблюдая за её перфомансами.
Генерал умел принимать необратимые решения, и ей впервые пришло в голову, что однажды он и её может списать на берег, несмотря на все его обещания не отдаляться от неё ни на шаг.
— Что за мрачный вид, Цинни? — спросил её Антуан.
— Задумалась о том, простишь ли ты меня когда-нибудь.
— Ты про ту ночь, когда ты предупредила Розвелла о нападении на дом Траппа? Я был в бешенстве, не знаю, что с тобой было бы, попадись ты мне тогда в руки. Выпорол бы, честное слово.
— Я и самой себе не могу объяснить, что именно меня тогда толкнуло на предательство.
Антуан пожал плечами.
— Ты бы стала предательницей в любом случае, чью бы сторону не выбрала. Классическая вилка.
— Я выбрала деньги.
— Ты выбрала Траппа. Ты всегда, при любых раскладах, выберешь Траппа. Как только я понял это, то перестал на тебя сердиться. Глупая маленькая Цинни.
— Почему глупая?
— Потому что все это очень плохо закончится, — грустно предрек Антуан.
47
Отправить Гиацинту к Ливенстоуну оказалось куда проще, чем Трапп рассчитывал.
Король так бурно радовался смерти его отца, что прятался от генерала, как дитя малое, но для того, чтобы вложить в монаршую голову нужные мысли, всегда был Розвелл.
Незаметно сопроводив горгону и Верда до выезда на тракт и убедившись, что за ними нет никакой слежки, Трапп с некоторой тяжестью на сердце предоставил путешественников самим себе. То, как быстро эта женщина покинула столицу, подтверждало его убеждение, что ей и самой не терпелось уехать, но все равно эта поспешность неприятно царапнула его. Могла бы хоть записку ему оставить, черствая горгулья.
Впрочем, он уже убедился в том, что Гиацинта не верит в эпистолярный жанр.
Куда сложнее было вытащить из берлоги Войла, который тяжело переживал потерю правой руки и был занят, в основном, беспробудным пьянством.
Возможно, Гиацинта отвлечет его от жалости к самому себе, а Трапп получит регулярные отчеты о том, чем она занята. В этом плане от Верда было мало толка: мальчишка оказался на удивление преданным своей сестре.
Ну и лишняя охрана гематоме никогда не помешает.
Она обрушивала неприятности на свою голову без перерыва на еду и сон.
Импровизировать и изыскивать повод для того, чтобы выпроводить горгону из города, пришлось в считаные часы. Вот как Джереми сообщил, что они с Вердом объявляют охоту на живца, так генерал и зафонтанировал идеями. Свон бы никогда не допустил такой самодеятельности, но Верд, кажется, обладал авантюрным складом характера, что объясняло их с горгоной взаимную привязанность.
Но почему он думал, что она хотя бы пару недель после тюремного заключения проведет в покое?
Удивительно, в какой тугой узел запутались все события.
Генерал и сам был изрядно виноват в произошедшем: нечего было гарцевать под окнами Гиацинты. Милый жест, невинный комплимент, незатейливое признание запустило ту цепочку событий, которая, как домино, повлекла сразу несколько смертей.
В тот вечер, когда был убит Свон, генерал довольно шустро изловил лакея-убийцу, а вот на то, чтобы выбить из него имя заказчика, ушло драгоценное время.
Слишком драгоценное, как потом оказалось.
Советник Трапп — предсмертным хрипом извлек из себя лакей.
Никто и никогда не ожидал от этого человека терпения и понимания, но зарезать любовницу сына на королевском балу было перебором по любым меркам.
Возвращался во дворец генерал очень мрачным: угораздило же его оказаться в такой нелепой ситуации, когда приходится одного близкого человека защищать от другого. И как прикажете останавливать упрямого старика, который ненавидел, когда его планы не доводились до конца?