— Как мило. Не знаешь, где маршал Стетфилд нашел Гиацинту?
— Никаких подробностей. Шарль тогда говорил, что она появилась из ниоткуда. Как злая ведьма.
— Понятно, — Трапп зевнул. — Последний вопрос. Что слышно о Розвелле?
— О ком?
— Раньше он возглавлял личную охрану короля.
— Не знаю такого. Мне же теперь запрещено появляться в столице, и я далек от всяких придворных дел. Мы с Алисией живем скромно и тихо, и по правде говоря, твоя тюрьма куда роскошнее моего дома.
— Завтра вы с Шарлем уедете.
— Нееет, — совсем, как в детстве, капризно протянул Чарльз. — Я только приехал. Я хотел бы побыть с тобой подольше.
— Тебе надо внуков растить! И, Чарли, постарайся убедить своего друга, чтобы он не упоминал моего имени в столице.
— Думаешь, его тоже женят на вдове? — засмеялся тот.
— Думаю, что король уверен в моей смерти. И восставать из мертвых мне пока не слишком хочется. Тут в последнее время стало так интересно.
— Господи, — воскликнул Чарли, — хоть ты не влюбляйся в эту ведьму!
Они проговорили почти до рассвета, и Траппу даже немного стыдно было рано утром отправлять невыспавшегося, похмельного Чарли снова в дорогу.
Шарль выглядел еще более помятым. По нему словно стадо коров прошло. Что горгона сделала с этим ребенком за ночь?
Впрочем, генерал предпочел бы не знать ответа на этот вопрос.
Когда всадники скрылись из глаз, Трапп повернулся к молчаливой, печальной Гиацинте.
— Все еще расстроены, что не нашли свой сундук с сокровищами?
— Ваш сундук с сокровищами, — поправила она. — Я намереваюсь вас обокрасть.
— Интересно было бы посмотреть, как вы станете распоряжаться состоянием в этой деревне.
— Король скоро заберет меня отсюда! — гнев приободрил её, расправил плечи, заставил вскинуть подбородок.
— Король, насколько я понял, скоро пойдет к алтарю… Кстати, на ком он женится?
— На младшей дочери Бронксов, старинный род, горы золота, — с явной неприязнью ответила горгона. — Жеманная девица с длинным носом. Они объявили о помолвке прямо в день её восемнадцатилетия.
— И вы сразу бросились за ядом?
— Да не травила я её, — рассердилась Гиацинта. — Это Люси меня подставила.
— Люси?
— Любовница короля.
— А вы…
— А я его возлюбленная.
Трапп почесал в затылке.
— Боюсь, что мне не понять этих тонкостей, — признал он. — Кстати, я знавал одного Бронкса. Лорд-распорядитель, он короновал щенка.
— Да Бронксы вечно около трона ошиваются, — фыркнула Гиацинта и подхватила его под руку.
— Осторожно, тут лужа, — предупредил её Трапп.
— Ночью шел дождь?
— Крепко спали, Гиацинта? Не слышали, что нас едва не снесло грозой?
— Да я добрых два часа вытирала сопли Шарлю, который намеревался немедленно пойти и убить вас. А вас беспокоила гроза? Ваша башенка шаталась, генерал? Вам было страшно?
— Убить меня? — он так поразился, что даже замедлил шаг. В неярких лучах утреннего рассеянного солнца горгона действительно выглядела усталой. Она даже не успела соорудить на голове сложную астрономическую башню, и её волосы были небрежно заплетены в косу. Однако и белила, и мушки находились на месте.
Несгибаемой силы воли человек.
— Шарль считает недопустимым, чтобы мы делили этот замок пополам. Он видит в вас угрозу моей чести и благополучию.
— Но вы же ему рассказали про тот стилет, который прячете в юбках? Не боитесь пораниться?
— Я умею им пользоваться, — с горькой усмешкой отозвалась она.
Трапп широко зевнул.
— Я, c вашего позволения, отправлюсь спать. Вам тоже следует отдохнуть, дорогая.
Гиацинта покачала головой.
— Когда мне отдыхать? Я еще не нашла ваши сокровища.
— А, ну да. Тогда конечно. Развлекайтесь. Кстати, Чарли мне оставил кошелек с деньгами. Хотите его тоже украсть?
Она посмотрела на него с такой задумчивостью, что у Траппа даже уши зачесались.
— Никогда мне вас не понять, — заявила Гиацинта удрученно. — Вы у меня просто не складываетесь в одно целое. Одни сплошные противоречия, а не человек!
— Приятного дня, Гиацинта, — вежливо пожелал её Трапп и отправился внутрь замка.
Поднимаясь вверх по лестнице, он думал о том, что ревнующий Шарль Стетфилд нипочем не согласится с просьбой Чарли и расскажет королю о встрече с опальным, но великим генералом.
И что-то подсказывало Траппу, что ничем хорошим это откровение не закончится.