Трапп шагал по городу, не узнавая его и в то же время едва не плача от многочисленных воспоминаний.
Несмотря на его заверения, он так и не навестил ни одного борделя. В казармы, куда его тянуло больше всего, генерал тоже не стал заходить. Зато обошел все рынки и пошлялся в порту, потрепался со многими нищими и даже поработал немного грузчиком, слушая досужие разговоры.
Столица гудела сплетнями и страшилками про волков и про Бронксов, околдовавших короля, про конец света и про грядущую войну. На севере копилось недовольство, а на юге прошла череда пожаров, в центральной части города случилась поножовщина, а в цветочном квартале женщина родила хвостатого ребенка.
Погружаясь в запах дождя и пирожков с луком, людское многоголосье и скрип экипажей, в тесноту улочек и неровности мостовой, Трапп не спешил возвращаться в особняк, который снял для них Паркер. Он провел ночь на берегу вместе с бродягами, среди костров и песен, и на рассвете поймал себя на том, что чувствует себя абсолютно счастливым.
— Наш великий генерал, сколько стран ты повидал…
Оглянувшись, Трапп увидел хромого нищего, совершенно пьяного, который брел, пошатываясь, по колено в воде, распевая во все горло:
— Крокодила победил и врагов всех разгромил!
— Это рыжий Питер, — пояснила торговка рыбой, ожидавшая возвращения рыбацких лодок. — Посмотри на него. Вопит на каждом углу запрещенные песни, как будто в этом есть какая-то особенная доблесть. А я скажу — что это дурость.
— Эта песня запрещена?
— И давно забыта.
— Генерал, генерал, не ходи на карнавал. Оставайся на войне, будешь счастлив ты вдвойне. В городах полно вранья, несмотря на короля, на войне, на войне, нету места болтовне…
Трапп подошел к воде.
— Эй, Питер, — крикнул он, — что за чушь ты несешь!
Пьяный нищий остановился, едва не плюхнувшись в воду. Попытался сфокусироваться на лице своего собеседника, но в его глазах было столько мути, что вряд ли он вообще понимал, сколько человек стоит перед ним.
— Сам урод, — выплюнул он, — я тебе сейчас…
И осекся, открыв рот. Трапп увидел, как расправляются поникшие плечи, перетекая в безупречную военную выправку.
— Генерал! — прохрипел Питер, моментально трезвея.
— Привет, — ответил Трапп, тоже входя в воду.
Он хотел похлопать нищего по плечу, но тут вдруг сжал его в крепких объятиях, и они оба с хохотом свалились в реку.
— Что за вид, капитан Свон? — попенял Трапп, отфыркиваясь.
— А что? — Питер вылез на берег, отряхиваясь, как собака. — Сейчас многие твои капитаны выглядят не лучше.
— Что вы натворили?
— Подняли мятеж, разумеется. Разве можно, чтобы генерала отправили в ссылку, а армия это проглотила?
— Судя по твоему виду, вас постигло жестокое поражение.
— И не говори. Гарольд Бронкс, ставший генералом после тебя, обрушил на нас отряды наемников. Видел бы ты эту шваль! Он не доверял собственной армии, и правильно делал. Но потом откуда ни возьмись заявился Варкс с кочевниками, и нашему веселью пришел конец. Однако мы все еще живы. Ужасная королевская оплошность.
Трапп мрачно выжал рубашку.
— Скольких ты соберешь?
— С десяток. Но один десяток приведет другой, ты же знаешь. К тому же, — Свон хитро прищурился, — я тут подумал… Может, тебе познакомиться с моим новым главнокомандующим?
— Ты же нищий бродяга.
— С главнокомандующим нищих бродяг. Пойдем, генерал, тебе понравится.
Они долго петляли по хитросплетениям цыганского квартала, минуя крошечные хибарки и огромные дворцы, пока не вышли к роскошному мраморному особняку, самому безвкусному из всех, которые Трапп когда-либо видел.
Свон долго ругался со старым цыганом, отказывающимся будить своего повелителя в такую рань, но потом тот плюнул под ноги гостям, махнул рукой и ушел в заросший крупными розами сад.
В атласном халате, расшитом хризантемами, на крыльцо, почесывая кучерявую грудь, вышел человек. Широко зевнул.
— Какого дьявола вы подняли такой шум спозаранку! — рявкнул он, опираясь на ятаган, как на трость. — Убью мерзавцев.
Трапп сморгнул слезы с глаз.
— Розвелл? — сипло спросил он.
20
Гиацинта, должно быть, заболела, потому что дышала надсадно и хрипло, и вместо нежных объятий упиралась Траппу локтем в бок.
Он попытался спросить, что с ней такое, но язык оказался таким огромным, что пошевелить им было невозможно. Попытка поднять веки принесла столь пронзительную боль в затылке, что Трапп только застонал.
В памяти пронеслись картинки: вот они с Розвеллом купаются в фонтане с шампанским, потом запускают туда карпов, чтобы поймать их голыми руками. Цыгане поют. Артистки варьете машут юбками.