— Что ж. Обычно я стараюсь включить примечание о причине, по которой я хочу отметить их работу. Поначалу я не думал, что моей прошлой команде они небезразличны, но все они начали вывешивать свои наклейки там, где я мог их видеть.
Он делает паузу на мгновение, прежде чем оценить меня, делая при этом глоток своего напитка.
— Если бы я был Совеном, я бы дал тебе наклейку за твое предложение о сохранении сотрудников. Это хорошая идея, и, очевидно, ты проделала работу, чтобы сформулировать ее.
Честно говоря, это было не то, что я ожидала услышать.
Все мое тело нагревается, и дело не в алкоголе. Мои внутренности липкие, как расплавленный шоколад.
Я не знаю, хотела бы я, чтобы он был моим боссом или… кем-то еще. Трудно удержаться и не думать о том, что я возбуждена из-за коллеги, когда я чувствую, как мои соски твердеют при мысли, что меня наградят наклейкой. Я отвлекаюсь на мгновение, размышляя, где бы он приклеил на меня золотую звезду. Может быть, на чем-нибудь сладком, например, на моей щеке. Или на ключице. Или на бедре.
Нет. Последнее, чего я хочу, — это вкладываться в парня, который эмоционально доступен только для акций фондового рынка и финансовых портфелей. Или, может быть, это третья вещь, которую я хочу, после повышения зарплаты и одной из тех действительно больших шоколадных скульптур. Я определенно недостаточно трезва, чтобы расставлять приоритеты.
Я встаю, подумав, чтобы выйти наружу и охладиться, и мой каблук зацепляется за чертову перекладину барного стула. Однако, прежде чем я падаю лицом вперед, когтистая трехпалая рука хватает меня. Его хватка сильнее моей, и, вероятно, ему требуется вполовину меньше усилий, чтобы поставить меня на ноги и удержать на месте.
Все происходит слишком быстро, и когда он поднимает меня, и я всем телом падаю ему на грудь, к счастью, моя свободная рука ловит меня, прежде чем я разбиваю нос о его грудину. Мои пальцы неэлегантно сжимаются вокруг шва его нагрудного кармана, как будто это ручка.
— Полегче, — шепчет горгулья слишком тихо, чтобы звучать иначе, как приглашение, его хвост виляет за спиной. В остальном он такой же собранный, такой же спокойный в своем идеально отглаженном костюме, но его хвост выдает намек на его мысли. Думаю, я могла бы наблюдать за ним весь день.
Он поднимает бровь — гребень, который находится там, где обычно находятся брови, с каменной чешуей на нем.
Он наклоняется ближе, и я слишком резко вдыхаю. Его запах затуманивает мой разум. Я хочу погладить ладонями лацканы его костюма, почувствовать ширину его плеч. Я так сильно этого хочу, что закрываю глаза и просто позволяю себе это сделать. Я не собираюсь думать ни о каких причинах, по которым мне не следует этого делать.
Ослабляя хватку на его рубашке и оставляя после себя кратер морщин, моя рука обвивается вокруг его галстука. Мне не хватает смелости дотянуться до его рогов, хотя я полагаю, что это было бы лучшим рычагом воздействия.
Сначала я чувствую запах удивления в его дыхании, быстро захлестываемый желанием, потребностью, прикосновением, вожделением. Чувства настолько первобытные, что их легко упустить, но сейчас их тонкий аромат пересиливает.
Его рот твердый, не такой мягкий и податливый, как в других поцелуях, которые у меня были. Мой первый инстинкт — поймать его губу зубами и провести ими по ней, сильно посасывая, а затем провести языком по его зубам, острые и тупые грани дразнят тем, как они могут ощущаться на моей коже.
Его большие руки обнимают меня за спину, осторожно удерживая. Я чувствую, как он наклоняется, чтобы быть удобнее для моего роста.
Но я не хочу управляемого поцелуя.
Я протягиваю руку, чтобы схватить прядь волос у него на затылке, но нащупываю один из его рогов, за который можно ухватиться. Его голова откидывается назад ровно настолько, чтобы еще больше приоткрыть его рот для моего. Я подтягиваюсь ближе, обхватываю ногой — то ли его бедра, то ли выше, я не совсем уверена. Где-то посередине.
Должно быть, он не был готов к тому, что я наброшусь на него, но его руки скользят вниз, обхватывают мою задницу и поднимают меня над землей. Он продолжает целовать меня; каждое его слишком осторожное прикосновение все сильнее затягивает меня внутрь. Ноты его эмоций смешиваются, как чашка хорошего кофе, вызывая цветочные, землистые, ореховые ароматы, которые сохраняются, чтобы вызвать смутные воспоминания — дождливые дни, дыхание тумана на оконном стекле, сон в свежем постельном белье. Ностальгия по дому, который существует только в воспоминаниях, по гнезду. Его острые зубы касаются моих губ, его язык скользит короткими прикосновениями, как теплый бальзам для каждого пронзительного ощущения.