Если вы одолели описание твари, в которую я превратился, примите и описание моей прежней красоты. А после встречи с Марианн Энгел я все острее чувствовал, как много потерял; особенно остро — пустоту между ног.
Она снова одарила меня визитом дней десять спустя — появилась в дверях палаты, закутанная в совершенно средневековый с виду плащ. Нет-нет, я не пытаюсь развлечься за ваш счет; на ней действительно был именно такой наряд. Капюшон спадал на глаза, а те сияли, точно аквамарины на дне шахты. Она поднесла палец к губам, предупреждая, чтобы я не шумел, и украдкой скользнула к моей кровати.
Мне сделалось смешно, но гостья явно пришла ради серьезного дела. Оказавшись подле меня, она быстро задернула шторы, чтобы мы опять могли поговорить в уединении. Напрасное беспокойство, ведь в то время в отделении находились лишь два других пациента, из которых одного увезли на восстановительные процедуры, а другой все равно храпел.
Отгородившись пластиковым барьером, она осмелилась откинуть капюшон — не снять совсем, а лишь убрать с лица, — и я заметил, что синяки под глазами исчезли. Выглядела она гораздо более сосредоточенной, чем в нашу первую встречу, и источала сильный запах табака. Я подивился, как ей удалось прокрасться мимо медсестер. А может, ее специально пропустили? Из того факта, что на ней опять не было положенного посетителям халата, я сделал вывод, что вошла она, не оповещая персонал. Уголки капюшона она придерживала руками, готовая моментально снова скрыть лицо.
— Не хочу, чтобы знали, что я здесь.
— Врачи?
Марианн Энгел кивнула. Я сказал, ей нечего бояться, ведь они хорошие люди.
— Ты многого не знаешь о врачах. — Она достала из-под плаща кожаный шнурок, на котором болтался наконечник стрелы. — Смотри, я забрала свой кулон.
Она сняла шнурок и протянула руку к моей груди, так что острие стрелы волшебным амулетом закачалось прямо у меня над сердцем.
— Можно?
Я не понял, что она хочет, но все равно кивнул. Марианн Энгел опустила руку, сминая кожаный шнурок, и уложила наконечник мне на грудь.
— Что ты чувствуешь?
— Как будто здесь его место.
— Так и есть.
— Откуда ты знаешь про мой шрам на груди?
— Не спеши. Для таких объяснений нужно время… — Она забрала у меня кулон и повесила себе на шею. — А пока можно я расскажу тебе про дракона?
— Когда-то, давным-давно, во Франции, поблизости от реки Сены, жил-был дракон по имени Горгулий. Горгулий был вполне обычным драконом, с зеленой чешуей, длинной шеей, острыми когтями и небольшими крылышками, которые никак бы не сумели удержать тело в полете, но тем не менее удерживали. Как и большинство драконов, Горгулий умел изрыгать огонь, извергать галлоны воды, когтями выдирать деревья прямо с корнем.
Жители соседнего городка, Руана, ненавидели дракона и жили в страхе. Но что они могли поделать? Горгулий намного превосходил их могуществом, и каждый год они приносили ему жертву, надеясь умиротворить. Горгулий предпочитал юных девственниц, как и заведено у драконов, а горожане вечно предлагали ему преступников. В любом случае пожирали людей. Отвратительная ситуация, не правда ли?
Так продолжалось много десятилетий. Наконец, примерно в шестисотом году нашей эры, в городке объявился священник Роман. Он прослышал о Горгулии и захотел одолеть чудище. Если в городе построят церковь, предложил Роман, и если каждый житель согласится пройти обряд крещения, он, Роман, прогонит дракона. Горожане, не будь дураки, сочли сделку выгодной. Что им было терять, кроме дракона?
Итак, Роман отправился к Сене, прихватив с собой колокол, Библию, свечу и крест. Он зажег свечу и установил на земле, потом раскрыл Библию и стал звать Горгулия. Зверь, нисколько не беспокоясь, вылез из пещеры; в конце концов, ведь он был драконом, чего ж ему бояться простого человека? Гость скорее всего окажется лишь свежим мясом.
При появлении дракона Роман зазвонил в колокол, как будто возвещая смерть, и принялся громко читать слова Господа.
От этих звуков дракон как будто развеселился и стал было фыркать дымом, но внезапно понял, что не может изрыгнуть огонь. Легкие его обожгло болью, они словно съежились, лишились воздуха.
Не сумев окатить священника пламенем, Горгулий разинул пасть и бросился на человека. Роман поднял крест и твердой рукой выставил перед зверем. Дракон не мог добраться до Романа, его словно отталкивала невидимая рука. В какую бы сторону ни бросалось чудовище, священник предвосхищал его действия. Горгулий никак не мог приблизиться к своему мучителю. Держа крест в одной руке, а Библию — в другой, Роман все читал, с простой и твердой верой, и каждым словом как стрелой разил драконью чешую, каждой главой словно вгонял в бок твари копье.
За свою долгую жизнь Горгулий никогда не испытывал ничего подобного и теперь попытался отступить. Он вертел головой, однако Роман с помощью креста гнал зверя точно назад.
Загнав дракона в пещеру, священник продолжал безжалостно читать Библию, и вот зверюга, побежденная, рухнула на колени. В завершение действа Роман захлопнул книгу и задул свечу; обряд завершился, тварь была покорена.
Не в силах больше бороться, Горгулий преклонил голову и позволил Роману накинуть себе на шею ризу. Потом священник с помощью креста натуго затянул этот поводок и потащил усмиренного дракона в город.
Всем известно, что дракона можно убить только одним способом — сжечь заживо у столба, что и было проделано. Горгулий кричал в агонии, но горожанам то была сладкая музыка. Он визжал и бился до самого конца, потому что голова ишея у драконов не горят — ведь Горгулий был способен изрыгать огонь и в собственном пламени закалил эти части тела. Наконец чудище издохло. Жители городка были избавлены от ужасного проклятия.
Горожане были людьми благородными и выполнили свою часть уговора. Абсолютно каждый из них покрестился, а затем была построена церковь. На башню водрузили уцелевшую голову Горгулия, и та долгие века служила для острастки всех химер и горгулий.
Марианн Энгел так увлеклась своим рассказом, что я смог внимательнее ее рассмотреть. Глаза ее, нынче голубые, уже не метались по комнате, не высматривали докторов. Она так пристально, так напряженно смотрела на меня, что я даже смутился. Взгляд ее был чувственный и тревожный.
Она не была красавицей в классическом смысле. Зубы чуть мелковаты для такого рта; впрочем, я всегда считал микродонтию весьма сексуальной. Наверное, иным брови ее могли бы показаться чересчур густыми; на самом деле такие мужики просто идиоты. Лишь нос ее не вызвал бы никаких разногласий — заметьте, он не был слишком большим, однако не отличался и тонкостью переносицы. Небольшая горбинка говорила о давнем переломе и, на мой вкус, только придавала Марианн Энгел пикантности. Кое-кто бы указал на слишком широкие ноздри, но любой разумный судья тут же отмел бы этот довод.
Кожа отличалась бледностью, будто Марианн Энгел редко выходила на солнце. Она казалась скорее худощавой, чем полной, хотя под плащом трудно угадать изгибы тела. Ростом она была выше большинства женщин, но не столь высокая, чтобы выбиться за пределы общепринятой нормы.
Можно сказать, приятно высокая. Сколько ей было лет? Сложно определить наверняка, на вид же казалось хорошо за тридцать.
Рассказ давно завершился, а я все рассматривал ее, и она улыбалась в ответ, нисколько на меня не обижаясь. Я спросил первое, что пришло в голову:
— Ты все это сочинила?
— Нет, это старая легенда, — засмеялась Марианн Энгел. — Я не способна сочинять истории, но преуспела в изучении истории. Ты, к примеру, знал, что Жанну д'Арк сожгли в Руане, а пепел бросили в Сену?