Ухо теперь немилосердно жгло; он потрогал его и уставился на пальцы – сплошь в крови. Пришлось сосредоточиться. Своего огнестрела у него не было. Тому имелись свои причины, очень веские. Только ножи и скрытые лезвия. Да и уровень ответной агрессии, с которым он мог прогнозируемо столкнуться, считался слишком низким, чтобы получить в распоряжение огнестрел.
Ну да сейчас жаловаться все одно поздно.
Пальба прекратилась. На несколько мгновений воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим бурчаньем мотора и руганью вороны вдалеке: птица негодовала, что ее разбудили.
– Выхода у тебя нет, Малкольм, – донесся с дороги мужской голос.
Стало быть, Малкольм. В списке имен, который ему выдали на случай необходимости, было и такое. Одно из первых, самых ранних, что само по себе могло многое сказать о том, кто эти люди в машине… только вот он не понимал, что именно.
– Бросай оружие, Малкольм, – продолжал мужчина. – Хочешь – верь, а хочешь – нет, но ты нам нужен живой.
– Ты мне в ухо попал, – укоризненно крикнул он в ответ.
– Бросай оружие, – повторили ему.
– Да нет у меня никакого ствола!
– Чой-та я тебе не верю, – усомнился говоривший.
– Ну, значит, у нас проблема.
– Только не у нас, Малкольм, – возразили с дороги. – У меня точняк никаких проблем.
Малкольм – он временно принял это имя – подтянул к груди сумку в надежде, что там найдется пара приятных сюрпризов, и зная, что, увы, нет. Справа хрустнула ветка: наверняка еще один неприятель обходил его с фланга. Еще человек, еще ствол.
Ничего неожиданного в рюкзаке не обнаружилось. Единственное, чего там не было пару минут назад, это кровавого отпечатка руки на ткани. Но его он добавил сам, только что.
– Не может такого быть, – прошептал он себе под нос. – Не может быть, чтобы вот так сразу все и закончилось – даже начаться не успело…
Он поднял глаза в разгорающуюся утреннюю серость, потрогал ухо (ухо дергало), пробормотал – мольба? молитва? заветное желание?
– Митера Тея, защити меня.
Задержал дыхание, снова прислушался. Человек справа то ли остановился, то ли научился тише ступать. Тот, что на дороге, вел себя тихо, но тоже, наверное, приближался.
Ага, новый звук. Те двое его не услышали – пока. Зато услышал Малкольм, потому что он слушал.
– Сдаюсь, – крикнул он.
Последовала пауза.
– Чо, правда? – спросили с дороги.
– Дайте мне секунду, я положу оружие на землю и отойду от него. Не надо, чтобы кто-то пострадал.
– Я с тобой совершенно согласен, Малкольм. Но откуда мне знать, что ты сдержишь слово?
– Подозреваю, вы имеете некоторое представление о том, откуда я? И во что я верю?
– Типа того. Имеем.
– Тогда вы в курсе, что я не могу и не буду вам лгать. Даже несмотря на то что вы меня подстрелили, я все равно вам сдамся, – он повернул голову, чтобы голос лучше долетал до первого из двух неприятелей. – Это дело принципа.
Он почти слышал, как тот думает.
И не он один.
– Это ловушка! – презрительно крикнул второй, явно почуяв то же самое. – Сам знаешь, что они за люди. Фанатики! И развед говорил…
– Да, я знаю, что они за люди, – перебил его первый. – Именно поэтому я в курсе, что для них значит это слово. Принцип.
– Как будто нету способа обойти любые принципы, – возмутился второй. – Как будто мы с тобой не знаем, как можно оправдать и любой принцип, и его противоположность!
– Вы что, философы? – искренне полюбопытствовал из-за дерева Малкольм.
В ответ пуля сочно воткнулась в ствол у него над головой.
– Вот тебе философский вопрос, – сказал второй. – Что это было: предупреждение или промах?
– Философ бы первым делом задался мыслью: не одно ли это и то же.
– Не одно.
– Вон оно что, – ухмыльнулся Малкольм. – С философией все ясно!
– Ты бы заткнулся уже, Годвин? – рявкнул первый.
Годвин заткнулся.
– Я сейчас сосчитаю до десяти, Малкольм, – предупредил первый. – И к последней цифре ты будешь стоять там, где мы оба сможем хорошо тебя видеть, подняв руки вверх. Ты меня понял?