Я здесь, Инезилья,Я здесь под окном.Объята СевильяИ мраком и сном.
Из Barry Cornwall
Here’s health to thee, Mary[2]
Пью за здравие Мери,Милой Мери моей.Тихо запер я двериИ один без гостейПью за здравие Мери.
Можно краше быть Мери,Краше Мери моей,Этой маленькой пери;Но нельзя быть милей.
Будь же счастлива, Мери,Солнце жизни моей!Ни тоски, ни потери,Ни ненастливых днейПусть не ведает Мери.
Сватушка, сватушка
Сватушка, сватушка,Бестолковый сватушка!По невесту ехали —В огород заехали,Пива бочку пролили,Всю капусту полили,Тыну поклонилися,Верее молилися:Верея ль, вереюшка,Укажи дороженькуПо невесту ехати.Сватушка, догадайся,За мошоночку принимайся:В мошне денежка шевелится,К красным девушкам норовится.
По камушкам, по желтому песочку
По камушкам, по желтому песочкуПробегала быстрая речка;В быстрой речке гуляют две рыбки,Две рыбки, две малые плотицы.А слышала ль ты, рыбка-сестрица,Про вести-то наши, про речные?Как вечор у нас красна девица топилась,Утопая, мила друга проклинала.
Русалки («Веселой толпою…»)
Веселой толпоюС глубокого днаМы ночью всплываем,Нас греет луна.Любо нам порой ночноюДно речное покидать,Любо с вольной головоюВысь речную разрезать,Подавать друг дружке голос,Воздух звонкий раздражать,И зеленый, влажный волосВ нем сушить и отряхать.
Русалки («Что, сестрицы? в поле чистом…»)
Что, сестрицы? в поле чистомНе догнать ли их скорей?Плеском, хохотом и свистомНе пугнуть ли их коней?
Поздно. Рощи потемнели,Холодеет глубина,Петухи в селе пропели,Закатилася луна.
«Колокольчики звенят…»
Колокольчики звенят,Барабанчики гремят,А люди-то, люди —Ой люшеньки-люли!А люди-то, людиНа цыганочку глядят.
А цыганочка-то пляшет,В барабанчики-то бьет,Голубой ширинкой машет,Заливается-поет:«Я плясунья, я певица,Ворожить я мастерица».
Туча
Последняя туча рассеянной бури!Одна ты несешься по ясной лазури,Одна ты наводишь унылую тень,Одна ты печалишь ликующий день.
Ты небо недавно кругом облегала,И молния грозно тебя обвивала;И ты издавала таинственный громИ алчную землю поила дождем.
Довольно, сокройся! Пора миновалась,Земля освежилась, и буря промчалась,И ветер, лаская листочки древес,Тебя с успокоенных гонит небес.
«Жил на свете рыцарь бедный…»
Жил на свете рыцарь бедный,Молчаливый и простой,С виду сумрачный и бледный,Духом смелый и прямой.
Он имел одно виденье,Непостижное уму,И глубоко впечатленьеВ сердце врезалось ему.
Путешествуя в Женеву,На дороге у крестаВидел он Марию деву,Матерь Господа Христа.
С той поры, сгорев душою,Он на женщин не смотрел,
И до гроба ни с одноюМолвить слова не хотел.
С той поры стальной решеткиОн с лица не подымалИ себе на шею четкиВместо шарфа привязал.
Несть мольбы Отцу, ни Сыну,Ни святому Духу ввекНе случилось паладину,Странный был он человек.
Проводил он целы ночиПеред ликом Пресвятой,Устремив к Ней скорбны очи,Тихо слезы лья рекой.
Между тем как паладиныВвстречу трепетным врагамПо равнинам ПалестиныМчались, именуя дам,
Возвратясь в свой замок дальный,Жил он строго заключен,Все влюбленный, все печальный,Без причастья умер он;
Между тем как он кончался,Дух лукавый подоспел,Душу рыцаря сбиралсяБес тащить уж в свой предел:
Он-де Богу не молился,Он не ведал-де поста,Не путем-де волочилсяОн за матушкой Христа.