— Если не возражаешь и можешь уделить мне лишних полчаса, начну издали, — сложил пальцы домиком, свел брови и принялся говорить. — Расскажу о некоторых недавних событиях, чтобы ты поняла, с чем связан мой интерес.
— Постой! — оборвала меня жестом Лена. — Дополню: Луною и непроглядной ночью клянусь сохранить весь разговор между нами двумя, если только последнее не нанесет вреда моей семье.
Благодарно ей кивнул. На столь широкий жест я не рассчитывал. Идя на встречу, и представлял наш разговор иначе. Несколько моих вопросов, несколько ее ответов.
Мне же были протянуты щедрой рукой помощь и расположение — бери и пользуйся. Отказаться от этого дара? Только потому, что в самом начале нашего знакомства все пошло вкривь и вкось? Или потому, что в моей новой союзнице не было жизни — в привычном мне понимании?
Увольте, не настолько я дурак.
Союзник — это слово звучит хорошо. Во все времена. Ко всем, живым и мертвым, оно одинаково применимо.
И я стал говорить.
Повел рассказ с того дня, как откликнулся на зов о помощи из гаража. Отбросил лишние подробности, сосредоточился на фактах. На неких словах, что совсем на слова не похожи. На том, кто пользуется этими словами-не-словами: то ли шайка, то ли организация. На эффекте этих не-слов.
И на явственном интересе к записям родителя со стороны (я обошелся без имен) одной могущественной представительницы мира Ночи.
Не забыл упомянуть, что записи из отчего дома убраны. Куда и зачем — мне не ведомо, а выяснить смогу не раньше августа.
Слова. Мир слова. Отец, заведующий кафедрой математической лингвистики.
Его младший (по должности) коллега, профессор Пивоварский. Его странная гибель.
И разговор, точнее, обрывок разговора. Тот в памяти всплыл недавно, уже после того, как не-слова были применены ко мне.
«Это может стать проблемой», — дребезжащий голос гостя.
Дядя Слава не был стариком, они с отцом были ровесники. А голос его дребезжал по-стариковски, отчего я сразу узнал говорившего.
Тихий, неприметный, книжный человек. «Пыльный» почему-то хотелось мне его называть.
«Это может стать прорывом, Мстислав!» — грудной, сильный и властный голос па.
С отцом редко кто спорил. Он был столь убедителен, когда говорил, что с ним обычно соглашались.
«Андрей? Вот ты где. Будь любезен, помоги мне найти табак для кальяна. Кажется, он был в одном из верхних ящиков», — мелодичный и нежный голос матери.
Мое полное незнание: с чем работал отец. Что должно было стать прорывом — или проблемой? С кем он над этим работал, кроме Мстислава Юрьевича. Того тоже уже не спросить...
Я сказал вурдалачке больше, чем служивым. Больше, чем знатоку из мира слова — Феде Ивановне. Больше, чем домашним нечистикам, хотя к тем мое доверие было велико. Просто нечисть домовая и овинная мало чем помогла бы в этом деле.
Все, что могли, Кошар и Мал Тихомирыч уже по данному вопросу высказали. «Допрежь не бывало». «Все эти прогрессии — к худу».
Нет никакой уверенности, что мертвая певунья скажет больше дельного. Но как узнать, не спросив?
— Для начала, — белые пальцы простучали по столу: «Та-да-да-дам». — Разговор, который ты вспомнил. Он мог быть вообще не о том. Например, о студентах по обмену из... не знаю, Тибета. Уточнить мы не можем, не у кого, поэтому держим в уме, но не зацикливаемся.
Безропотно согласился с ее выводом. Убрать одно слово из контекста — и изначальный смысл всей фразы может быть утерян или искажен.
Да-да, я не всегда хлопал ушами, когда мой родитель говорил умные вещи. Вот когда начинались дебри с пресуппозицией, импликацией и прочими чудны́ми зверьми, тогда мои уши сворачивались в трубочку, и я плавно утекал куда подальше.
— Далее, — указующий перст показал в сторону стойки, за которой по-прежнему стоял «оболваненный» работник кафе. — Чтобы у тебя не возникло сомнений. Наше внушение действует не так, как ты описал. Оно вообще не на слова завязано. И — тот вон не вспомнит завтра, что нас видел. И что закрывал свой голимый общепит. Я прикажу, и он завтра ни тебя, ни меня не узнает. Но дар мое воздействие не угасит. Я могу внушить, что ты не хочешь к нему взывать — это сработает, но принцип иной.
— У меня не было подозрений в ваш адрес, — сказал, подразумевая и Лену с Джо, и вурдалаков вообще.
Хотя бы потому, что будь такие подозрения у служивых, те бы вовсю копали под семью Джо (или, если таких семей в городе несколько, то под все эти семьи). И Палеолог бы не промолчала.
Нет, специалист по древностям ясно и четко дала понять, что столкнулась с подобным впервые. Она долго живет на свете, про то, как работает внушение вурдалаков, должна знать.