Скрипит не смазанными петлями дверь. Испуганно оглядываюсь – Марк Сирский входит в комнату без приглашения, как в собственные апартаменты.
Дыхание сбивается. Я отчаянно пытаюсь подавить панику.
Магистр явился помыть мне спинку? Уж больно характерным был его взгляд при допросе.
Внутри поднимается волна протеста. Не хочу! Я даже покойному барону не уступила, осаждающему меня не один месяц. Не хочу подчиняться чужим желаниям…
– Как водичка? Что-нибудь еще нужно госпоже целительнице? – с подчеркнутой вежливостью спрашивает "волк", а взгляд направлен отнюдь не на мое лицо.
Хорошо, что в комнате довольно темно – сквозь узкие окошки проникает не так много лучей заходящего солнца.
– Нужно, ваше святейшество. – Вытаскиваю из воды связанные руки.
Не скрывая удовольствия, он без спешки перерезает веревку. И, не пряча охотничий нож, любезно интересуется:
– Есть еще пожелания?
– Благодарю, ваше святейшество, нет.
По тонким губам чародея змеится улыбка.
– Отчего же? Негоже совершать омовение в грязной одежде. Как целительница, ты должна это понимать.
И кончик ножа зацепляет кромку выреза рубашки. Мокрая ткань липнет к телу и не спешит разрезаться. Но храмовник настойчив в своем стремлении "соблюсти" правила гигиены – и, убрав нож, рвет ее руками. Мозолистые пальцы зацепляют, царапая, нежную кожу. Горячее дыхание склонившегося мужчины обжигает щеку.
Дорвав сорочку до талии, он вдруг останавливается.
– Чтобы спустилась на ужин.
– У меня нет одежды… – шепчу одними губами, не надеясь, что услышит.
Но у магистра хороший слух.
– Нарядом поделится баронесса, она все равно в трауре.
И он поспешно уходит. Обессилено опускаюсь на перекладину, вбитую посередине бочки для удобства купающегося.
Почему он отступил? Не откровенный же ужас, который не сумела спрятать, его оттолкнул? "Волкам" Всеотца, дающим временный обет безбрачия, не привыкать насиловать несогласных женщин. Или это своеобразная игра? И он решил отложить экзекуцию до ночи?
Как бы там ни было, Сирский меня не тронул, за что я горячо благодарю провидение.
И все-таки причины его отступления занимают мой ум до самого ужина, который проходит напряженно, несмотря на все старания прекрасной вдовы.
Эрдессе Стелле к лицу траурный серый цвет, как и мне – платье невыразительного болотного цвета, пожалованное от ее щедрот. Когда Ники его принесла, я только обрадовалась – чем некрасивее покажусь Сирскому, тем лучше.
Знаю, правильней ответить на желания храмовника, от которого зависит моя дальнейшая судьба. К тому же он весьма привлекательный мужчина – вон баронесса не успела высадить цветы на могиле супруга, а уже строит ему глазки…
Побывав на костре и чудом уцелев, я не хочу на него возвращаться. Я хочу жить. Очень хочу. И, наверное, я смогу перетерпеть ласки "волка".
Но, к счастью, я нахожу иной выход.
Когда все уснут, я ускользну из замка. Магия только начинает ко мне возвращаться, но на простенькое заклинание отвода глаз сил хватит, ведь для своих стражников покойный барон расщедрился только на плохонькие защитные амулеты. И я точно сумею отвлечь их внимание. Значит, проблем со спуском в подземелье возникнуть не должно. А уж там я знаю, куда идти. Возле пыточной есть ниша с тайным ходом, ведущим к реке. О нем поведал сын барона, когда детьми играли в храмовников и темных магов. Единственный отпрыск Хадиуса от первого брака, он обещал вырасти хорошим человеком. К сожаленью, Безымянная – быстрая река, а паренек плохо плавал…
В самый глухой час ночи я поднимаюсь с кровати. Замок спит. В приоткрытое окно слышны крики сычей, облюбовавших дозорную башню. Тревожно, муторно на душе.
Губы привычно шепчут слово-ключ заклинания, руки дрожат, когда открывают дверь…
– Госпоже целительнице не спится? – с издевкой в голосе спрашивает Бьорн. – Или холодно? Так я с удовольствием погрею тебя, красавица! Только позови!
Я не зову. И под его хохот заскакиваю обратно в спальню.
Побег откладывается.
Даже у рядовых воинов "волчьего" ордена есть мощные амулеты против вредоносных и отводящих глаза чар – с полупустым резервом мне с ними не тягаться. Утром магия возвратится полностью, и я что-нибудь придумаю.