— Я не ребенок, — сердито сказал я, — и смогу побеспокоиться о себе сам. Я не собираюсь жить под охраной вооруженных людей…
Я остановился, сожалея о том, что сказал это. Но Рикори не обиделся. Он кивнул и облокотился на подушки.
— Вы сказали мне то, что я хотел знать. Ваши дела плохи, Лоуэлл. И вы не сказали нам главного…
Я ответил:
— Мне очень жаль, Рикори.
— Не нужно. — Он улыбнулся. — Я прекрасно понимаю. Я тоже немного психолог. И я скажу вам следующее: неважно, приведет Мак Канн или нет к нам сегодня девушку. Завтра ведьма умрет, и девушка вместе с ней.
Я не ответил. Я позвал сиделку и телохранителей в комнату. Что бы я не чувствовал относительно себя, я не имел права подвергать опасности Рикори. Я не сказал ему об угрозах старухи на его счет, но я не забыл их.
Брэйл проводил меня в кабинет и сказал извиняющимся тоном:
— Я знаю, что вы чертовски устали, Лоуэлл, и я не хочу надоедать вам. Но, может быть, вы разрешите посидеть мне у вас в комнате, пока вы спите?
Я сказал с той же упрямой раздражительностью:
— Ради Бога, Брэйл, разве вы не слышали, что я сказал Рикори? Я очень обязан вам, но это относится и к вам.
Он ответил спокойно:
— Я останусь здесь в кабинете и не буду спать, пока Мак Канн не привезет девицу или пока не появится утренняя заря. Если я услышу какой-нибудь шум из вашей комнаты, я войду. Когда мне захочется посмотреть, всё ли в порядке с вами, я тоже войду. Не запирайте дверь, иначе я ее сломаю. Вам это вполне ясно?
Я еще больше рассердился. Он повторил:
— Я это сделаю.
Я ответил:
— Ладно. Черт с вами, делайте как хотите.
Я вошел в спальню и захлопнул дверь за собой, но не закрыл ее.
Я очень устал, в этом не было сомнения. Даже час сна был бы для меня большим подкреплением. Я решил не купаться и стал раздеваться. Я снимал рубашку, когда вдруг заметил крошечную булавочку на ней, слева против сердца. Я вывернул рубашку и посмотрел на ее обратную сторону. Приколотая булавкой, здесь висела веревочка с узелками. Я сделал шаг к двери и открыл рот, чтобы позвать Брэйла. И вдруг остановился. Я не покажу ее Брэйлу. Это приведет к бесконечным расспросам. А я хотел спать. Боже! Как я хотел спать… Лучше сжечь веревочку. Я нашел спичку и только хотел ее зажечь, как услышал шаги Брэйла у двери. Я сунул веревочку в карман брюк.
— Чего вам надо? — спросил я.
— Просто хотел взглянуть, легли ли вы.
Он немного приоткрыл дверь. Конечно, он просто хотел выяснить, не запер ли я дверь. Я ничего не сказал и продолжал раздеваться.
Моя спальня — большая комната с высоким потолком на втором этаже моего дома. Она выходит окнами в садик и является смежной с кабинетом. Два окна обвиты плющом снаружи. В комнате стоит старинный массивный канделябр с гирляндой хрустальных призм, кажется, они называются подвесками. Эти длинные висюльки расположены на шести кругах, из середины которых поднимается стержень с подставкой для свечи. Это — одна из форм прелестных канделябров колониальных времен из Зала независимости в Филадельфии. Купив дом, я не позволил вынести его и заменить свечи электрическими лампочками.
Моя кровать стоит в конце комнаты, и когда я поворачиваюсь на левый бок, то вижу слабо освещенное окно. Тот же слабый свет, преломленный и отраженный призмами, превращается в маленькое облако. Это успокаивает, навевает сон. В саду имеется старое грушевое дерево, остаток фруктового сада. Канделябр стоит в ногах кровати. Выключатель находится в головах ее. Сбоку расположен старинный камин, отделанный по бокам мрамором, с широкой полкой сверху.
Чтобы хорошо понять, что произошло в ту ночь, нужно иметь в виду расположение этих вещей в комнате.
К тому времени, как я разделся, Брэйл, видимо, уверовав в мою честность, закрыл дверь и ушел в кабинет.
Я взял веревочку, «лестницу ведьмы», и бросил ее на стол. Я думаю, что в этом был какой-то вызов, фанфаронство, если бы я не был так уверен в Мак Канне, я бы сжег веревочку. Я выпил снотворного, потушил свет и лег. Снотворное быстро подействовало.
Я всё глубже и глубже погружался в море сна… глубже… глубже…
Я проснулся. Огляделся. Как я попал в это странное место? Я стоял в неглубокой круглой яме, окруженной зеленью. Край ямы достигал моих колен. Яма была центром круглого ровного луга, примерно в четверть мили диаметром. Он был покрыт травой, странной травой с пурпурными цветами. Вокруг травяного луга росли незнакомые деревья. Деревья с изумрудно-зеленой листвой и ярко-красные деревья с опущенными ветвями, покрытые папоротникововидными листьями и обвитые тонкими лозами, похожими на змей.