И тут самообладание покинуло меня, и впервые за много лет я заплакал.
– Рикори, вы были правы, не Мак-Кенн виноват в этом, а я – старческое тщеславие… если бы я рассказал вам все полностью, Брейл был бы жив. Но я этого не сделал… Я убил его.
Рикори утешал меня, спокойно, как женщина.
– Это не ваша вина. Вы и не могли поступить иначе, будучи самим собой, имея взгляды, которых вы придерживались всю жизнь. Вашим вполне естественным неверием она и воспользовалась… Но теперь она ничем не воспользуется. Чаша переполнилась.
Он положил руку мне на плечо.
– Не говорите ничего полиции, пока мы не получим вестей от Мак-Кенна. Сейчас около четырех. Он должен позвонить.
– Что вы хотите делать, Рикори?
– Я убью ведьму,– спокойно сказал он. – Убью ее и девушку. До утра. Я слишком долго ждал. Она больше не будет убивать.
Я почувствовал слабость и опустился на стул. Рикори дал мне стакан с водой, и я жадно выпил.
Сквозь шум в ушах я услышал стук в дверь и голос одного из ребят Рикори.
– Мак-Кенн здесь, босс.
– Пусть войдет.
Дверь отворилась, на пороге стоял Мак-Кенн.
– Я захватил ее.
Он замолчал, глядя на нас. Глаза его остановились на покрытом простыней теле. Лицо его помрачнело.
– Что случилось?
– Куклы убили Брейла,– глухо ответил Рикори. – Ты слишком поздно захватил ее. Почему?
– Убили Брейла! Боже мой!
Голос его звучал так, словно ему сжали горло.
– Где девушка?
– Внизу в машине, с кляпом во рту.
– Сядь, Мак-Кенн, в случившемся виноват больше я, чем ты,– сказал я.
– Разрешите мне судить об этом – ответил Рикори сдержанно. – Мак-Кенн, ты блокировал улицу, как велел доктор?
– Да, босс.
– Тогда начни свой рассказ с этого момента.
Мак-Кенн начал:
– Она вышла на улицу около 11. Я стоял на восточном конце. Поль – на западном. Я сказал Тони: “Ну, девочка попала в мешок”. Она несла два чемодана. Осмотрелась и пошла к тому месту, где стояла ее машина. Она выехала и направилась в сторону Поля. Я предупредил Поля, чтобы он не хватал ее близко от лавки.
Поль последовал за ней. Я бросился за ним. Она повернула на Бродвей. Там была пробка, и Поль столкнулся с неудачно подвернувшимся “фордом”. Когда мы выбрались из каши, девка исчезла. Я позвонил Рэду и сказал, чтобы он хватал девку, как только она появится, даже если ее придется схватить на пороге кукольной лавки.
Нам повезло. Она не сопротивлялась, но мы все-таки связали ее и сунули в рот кляп. В машине было два пустых чемодана. Девка здесь.
– Давно это было? – спросил я.
– 10-15 минут назад.
Я посмотрел на Рикори.
– Мак-Кенн наткнулся на девку, как раз тогда, когда умер Брейл.
Рикори кивнул.
– Что с ней делать? – спросил Мак-Кенн.
Он смотрел на Рикори, не на меня.
Рикори молча сжал левую руку, резко раскрыл ее, расставив пальцы.
– Ладно, босс,– сказал Мак-Кенн и пошел к выходу.
– Подождите,– сказал я и стал спиной к двери. – Слушайте, Рикори, Брейл был так же дорог мне, как вам Питерс. Но какова бы ни была вина мадам Менделип, эта девушка лишь слепое оружие. Ее воля абсолютно подчинена мастерице кукол. Я подозреваю, что большую часть времени она находится под гипнозом. Не могу забыть, что она пыталась спасти Уолтерс. Не хочу, чтобы ее убили.
– Если вы правы, ее тем более надо как можно скорее уничтожить,– сказал Рикори,– тогда ведьма не сможет ее использовать.
– Я не позволю этого, Рикори. И есть на то причина. Я должен задать ей ряд вопросов. Это позволит мне узнать, как мадам Менделип делает эти вещи… тайну кукол, мази… есть ли еще люди, обладающие ее знаниями. Если девушка знает это, я могу заставить ее рассказать.
– Как? – недоверчиво спросил Мак-Кенн.
Я ответил угрюмо: “Применяя ту же ловушку, в которую старуха поймала меня”.
Минуту Рикори серьезно думал.
– Доктор Лоуэлл,– сказал он,– последний раз я уступаю вам в этом деле. Я считаю, что вы неправы, и что каждая минута жизни этой девушки – угроза для нас всех. Тем не менее, я вам уступаю… в последний раз.
– Мак-Кенн,– сказал я,– приведи девушку в мой кабинет.
Я пошел вниз. Мак-Кенн и Рикори шли следом за мной. Там никого не было.
Я поставил на стол зеркало Льюиса, употребляемое для гипноза в госпитале. Оно состояло из двух параллельных рядов маленьких рефлекторов, вращающихся в разных направлениях. Луч света освещает их таким образом, что их поверхности то вспыхивают, то темнеют. Этот аппарат должен был подействовать на девушку, чувствительную к гипнозу. Я поставил удобный стул под нужным углом и притушил свет так, чтобы он не мешал.
Едва я кончил приготовления, как привели девушку. Ее посадили на стул и вынули кляп.
Рикори сказал:
– Тонни, пойди к машине. Мак-Кенн, останься здесь.
16. КОНЕЦ КОЛДУНЬИНОЙ ДЕВУШКИ
Девушка уже не сопротивлялась. Она, казалось, ушла в себя и глядела на меня своим обычным туманным взглядом.
Я взял ее за руки. Они были безжизненны, холодны. Я сказал ей ласково.
– Дитя мое, никто здесь не причинит тебе вреда. Отдохни и успокойся. Засни, если хочешь, засни.
Она продолжала бессмысленно смотреть на меня. Я отпустил ее руки, сел напротив нее и включил аппарат. Она взглянула на зеркала и больше не отрывалась от них, как завороженная. Напряжение ее тела ослабло, она облокотилась на спинку стула. Ресницы ее начал опускаться.
– Спи,– сказал я мягко. – Здесь никто не тронет тебя. Спи… спи…
Глаза ее закрылись, она вздохнула. Я сказал:
– Ты спишь. Ты не проснешься, пока я не разбужу тебя.
Она повторила последнюю фразу тихим, совсем детским голосом.
Я остановил вращение зеркал и сказал:
– Я задам тебе несколько вопросов. Ты ответишь правду. Ты не сможешь солгать. Ты это знаешь.
Она повторила про себя:
– Я не могу солгать. Я это знаю.
Я не мог бросить победного взгляда на Рикори и Мак-Кенна. Рикори крестился, глядя на меня широко раскрытыми глазами, полными ужаса. Я знал, что он думает, что я тоже знаю какое-то колдовство. Мак-Кенн сидел, нервно перебирал пальцами и смотрел на девушку.
Я начал спрашивать, стараясь выбирать вопросы, которые не взволновали бы ее.
– Ты действительно племянница мадам Менделип?
– Нет.
– Кто ты?
– Я не знаю.
– Когда ты стала жить с ней и почему?
– 30 лет назад она взяла меня из приюта в Вене. Я – сирота, подкидыш. Она научила меня называть ее тетей.
– Где вы жили после этого?
– В Берлине, Лондоне, Праге, Варшаве, Париже.
– И везде она делала кукол?
Девушка не ответила, она содрогнулась, ее ресницы начали дрожать.