Прошло еще с полчаса, когда Майку вдруг со всей отчетливостью ощутил: куда-то не туда он идет. Не нужен он ни этой вершине, ни этим горам, ни вообще мирозданию. Мечется по миру, как дурень со ступой…
— Не дурень! — вскричал внутренний голос. — Всякий путь полезен, да не всякий путник это осознает. Человек, куда бы ни шел, все равно приходит домой. Нечего петлять, иди прямо вниз — вот же тропа шириной с дорогу, ослеп, что ли? Дома тепло, дома мягко, все болезни проходят! Пообедать можно у мамы… У соседей для тебя сырники всегда наготове, забыл?
От напоминания о еде, даже такой аппетитной как сырники, Майка снова замутило. Внутренний голос, конечно, прав, куда ни ходи, окажешься в конечном итоге дома. А вершина — что вершина? Миллион лет стояла без него — постоит еще.
Непослушными руками Майк расстегнул рюкзак и выудил из непромокаемого кармана смартфон. Здесь же есть связь! Он же может позвонить Алексу и получить дельный совет! Только бы тот взял трубку!
Номер набирался, вызов шел, но Алекс не отвечал, и железная женщина, роботическое воплощение мобильного оператора, давала звонящему послушать несколько унылых гудков, а после молола всякую чушь на двух языках. Равнодушие механики и холод космоса — не одной ли природы, подумалось Майку. Но мысль, едва блеснув, угасла: страдающему сознанию не до умствований.
Время шло. Майк лежал на спине неподалеку от тропы, живописно раскинув ноги в зубастых кошках, засунув под голову рюкзак и держа возле уха телефон. Мимо шли люди — не сплошным потоком, но и не по одному — и глазели на него как на местную диковинку.
— Если положить в ногах перевернутую шляпу, — невесело подумал Майк, — примутся швырять монетки.
Лучи холодного света, направляемые в лицо лежащему, слепили словно огонь электросварки даже сквозь сомкнутые веки, и хотелось отвернуться, откатиться, спрятаться от людского любопытства — но не было сил, и Майк только закрывался рукой. А люди, заметив осмысленное движение, теряли интерес: в свободной стране всякий имеет право отдыхать где вздумается!
Алекс не отвечал, гудки шли и шли, металлический голос с безразличием вещал о недоступности абонента. Настроение упало еще ниже. Аттикус чертов, Алекс бродячий… Опять умотал на край света! По горным рекам на каяке сплавляется или снежного человека в Гималаях скрадывает… Когда нужен — никогда не дозвонишься!
— Зачем тебе кто-то? Не нужно никого звать! — опять зазвучал внутренний голос, все такой же мягкий и заботливый, но почему-то немножечко чужой. — Цели ясны, задачи определены, в путь, товарищ! Ты уже не умираешь, тебе почти хорошо. До вершины — триста метров высоты, это как на крышу офисного здания по ступенькам подняться. Трудно немного, но ничего невозможного нет. Хватит лежать, закоченеешь. Талифа куми, как говорили древние. Вставай и иди.
— Я не выдержу, — забормотал Майк, удивляясь переменам в уговорах и медленно поднимаясь с лежки. — Пока никто не видит, я поверну в другую сторону и пойду вниз. Ты мне сам велел…
— Хорошо, что ты встал, — убедительно проворковал внутренний голос, вроде бы знакомый, свой — но в то же время и холодный, чуждый. — Тебя никто ни к чему не принуждает. Куда бы мы ни шли, впереди у нас с тобой тепло, покой и горячие сырники. Хочешь — с медом, а хочешь — со сметаной.
Майк выпрямился, и его затошнило с новой силой. Превозмогая себя, он сделал шаг, потом другой, третий…
С ужасом он увидел впереди западную вершину Эльбруса, цепочку восходителей, идущих по тропе и самого себя, бредущего в гору. Он не свернул назад, как собирался только что, он шел вперед, вперед и вверх! Несмотря ни на что! Герой же, ну?
Снова стучало сердце, едва не срываясь на барабанную дробь. Еще сильней горело во рту, а мутило так, что свет мерк. Голову сдавливало стальным обручем боли, и глаза отказывались видеть, а ноги — нести тело.
Он все-таки шел. Шел упрямо и тяжело, переполненный решимостью во что бы то ни стало достичь вершины — а там уж как суждено! Мимо, обгоняя, проскользнула одна цепочка восходителей. Следом — другая, а ведь это не эскалатор в метро, когда справа стоят, а слева бегут, подумал Майк. Появились и встречные.
— Молодой человек, — обратился к нему инструктор, замыкавший группу, спускавшуюся с вершины, — а пойдемте с нами.
— Мне наверх, — глухо ответил Майк. — Я дойду!
— Дойдете, разумеется, — ответил инструктор. — Сколько акклиматизации вы набрали?
— Сегодня третий…
Инструктор покачал головой.
— Мало. Рано вам было… Это может плохо кончиться для нас.
— Вам-то чего? — выдавил из себя Майк.
— Чего-чего… — усмехнулся парень. — Спустимся, а потом придется подниматься за вами в составе спасотряда.
Инструктор еще раз окинул собеседника взглядом, запоминая, во что тот одет, и поспешил вслед за своими подопечными.
«Он прав, мать его, — подумал Майк. — Я дойду, если еще дойду, а людям напряг».
Он развернулся и медленно пошел вниз. Медленно, но все же быстрее, чем шел наверх. Внутренний голос молчал.
* * *
Спускаясь к гостинице, Майк чувствовал себя уже гораздо лучше. В номере он сбросил термобелье, постоял под горячим душем и, не вытираясь, надел чистую, пахнущую свежестью и снегом фланелевую рубашку. Ту самую, в зеленую клетку, полученную от Джо в Доминикане.
Майк вспомнил друга и улыбнулся. Бали! Гаити! Благословенные острова! Как же там было здорово! Да, Джули… Но что Джули? Жалко, конечно, что так получилось. Печалька, как теперь говорят. Грустно, но не горько, нет. Совсем не горько!
Он смотрел в зеркало на свое посвежевшее лицо, водил пальцем по свежевыбритой щеке и думал… Не о Джули. О новой девушке в офисе, как ее зовут-то? Белла! О Белле думал, вот! Хороша ведь, чертовка! Может быть, а?
Майк подмигнул себе в зеркале, застегнул пуговки на рукавах и ощутил неожиданный прилив сил. Он потянулся к рюкзаку. Пора собирать вещи, а сюда он еще вернется — и скоро!
Укладываясь, он вспомнил, что высотная болезнь — а приключилась именно она, тут сомнений нет — проходит за несколько дней. Он ведь и под душем двигался как вареный таракан, а теперь — не пошло и получаса — готов пританцовывать на месте и строит планы насчет Беллы.
Чудеса!
* * *
— Так что вы вынесли из похода на Эльбрус? — поинтересовался доктор, когда Майк закончил рассказ. — Какие ощущения?
— Из первого похода, док. Потом был еще второй.
— Удачный?
— Вполне. Из первого я вынес понимание: это мой путь! Пусть неудача, пусть я сглупил — больше этого не повторится. Я понял: попирать ногами вершины тверди — это моё!
— О втором походе вы еще расскажете?
— А не о чем там говорить! Я вернулся в Москву, три месяца носился, как заведенный, аж ахиллы болели и отбитые пятки — пока не довел дистанцию ежедневной пробежки до пяти километров. По выходным к концу третьего месяца бегал десятку, мог и больше. У врачей побывал, витамины мне кололи, капсулы скармливали. Потом записался в группу на восхождение с севера, прибыл в лагерь палаточный. Там дисциплина, инструкторы. Никаких одиночек. На Эльбрус не сходили — сбегали, если сравнивать с чайниками.
— Как соотносятся чайники и горы? — не понял врач.
— Чайник — он кипит, свистит, крышкой лязгает. Пар от него валит — совсем как от неопытного туриста в горах. Тогда, в первом походе, я и был тем самым чайником. Кипятился, хорохорился — а толку… Но знаете, герр Вайс, что мне дало второе восхождение на Эльбрус?
— Что?
— Неудовлетворенность. Такая неудовлетворенность, что почти обман. На вершине Эльбруса я ждал восторга, такого же, как во время рассвета на Килиманджаро — но нет, не случилось ничего даже отдаленно напоминающего. Да, гора; да, облака под ногами; да, весь мир ниже тебя — но можно же еще выше?
— Можно, наверное.
— Вот! Именно это желание я там и почувствовал! Покорить, низвергнуть, растоптать… Взобраться и вонзить зубья моих кошек в макушку тверди!
— Ого!