В магазине мое второе я закусило удила и погнало вскачь. Неужели можно так истосковаться по шоппингу? Не знаю, но из супермаркета мы выкатили четыре полные телеги. Воду и газ в баллонах нам вывезли отдельно. Внутренний голос урчал, как сытый кот, а разум ошеломленно пялился на цифры в чеке, и никак не хотел осознавать, что все эти гиперзакупки — это святое, это нечто из разряда «покушать в дорогу».
Подниматься на машине я предполагал до приюта «Техос», расположенного на отметке 5800. Может случиться, что дорога до «Техоса» окажется заблокированной снегопадом — тогда остановимся в приюте «Атакама» на высоте 5200 метров. Дальше пешком.
Пишут, что особо искусные водители заезжают на уровень 6500 и даже выше — но не проще ли, возмущался внутренний голос, нанять самолет и уже с него десантироваться на вершину?
Когда мы уложили всю поклажу в кузов, Алекс как-то странно посмотрел на меня — холодно, испытующе, но с интересом. Я помню этот взгляд. Так он смотрел еще в Буффало-Бей, когда я пришел помогать ему нянчиться с местными негритятами. Но вслух он ничего не сказал — ни тогда, ни сейчас.
До «Атакамы» мы доехали в холе и неге. Американский полноразмерный пикап, скажу я вам, это вещь. Разнежившись, мой внутренний голос запел из Вертинского: «Вас баюкает как в колыбели голубая Испано-Сюиза…» Вот и нас с Алексом — убаюкивало.
На той дороге не заснешь, конечно… От «Атакамы» до «Техоса» мне пришлось попотеть: песок, крутизна под 30˚, поворот на повороте. Руки от руля стали черными. Джипси Кингс, до того момента радовавшие нас мультигитарными босановами, вдруг весело запели про campesino — крестьянина, не желающего расставаться с любимой, и я попросил выключить. Мешало!
Приют «Техос», как оказалось, представляет собой два морских контейнера, соединенных буквой «Г». Внутри — припасы, кухня, вода, несколько спальных мест и полно свободного пространства, чтоб уложить вповалку добрую дюжину путников.
Кроме нас, никого не было. Мы выгрузили все купленное: двухведерные бутыли с водой, газ в баллонах, консервы в коробах и ящиках, лапшу и каши быстрого приготовления. Вяленое мясо подвесили на крючки под крышей: воздух здесь сух, плесени опасаться не приходится. Привезенную соль добавили к имевшемуся запасу, и без того немалому.
— Ничего, — сказал Алекс. — Тропинку к туалету посыпать будут, чтоб не заледенела.
Туалетной бумаги мы тоже привезли, как без нее. Но главное — вода, потому что в этой местности для утоления жажды приходится растапливать снег, а он здесь частенько перемешан с песком и пылью. Так что если в приюте застрянет отряд прожорливых бездельников, ссориться из-за куска хлеба и глотка мате им не придется!
После ужина мы прикинули маршрут восхождения. Обычно народ шагает на вершину размашистым зигзагом, огибая эродированный участок склона по правому краю. Я предложил обойти котловину слева. Не знаю, почему. Мой путь длиннее — но почему-то кажется предпочтительным. Нет, это не внутренний голос подсказал. Это откуда-то глубже…
Тут Алекс снова посмотрел на меня своим странным взглядом, и снова ничего не сказал. Что бы это значило? Правильно я делаю, или как? Впрочем, лично для меня — правильно всё, что я делаю. А кто оценивает мои действия иначе — что ж, докажи свою правоту, и я, быть может, прислушаюсь к твоим аргументам.
Мы немного поспали — насколько это возможно на такой высоте — и отправились на восхождение где-то в час ночи. Мое внутреннее «я» запротестовало против столь раннего подъема, но умеренно: покорение вершины важнее сомнительного удовольствия ворочаться в спальном мешке.
Никаких особых впечатлений я не ждал — их и не было. Плотный снег почти не скользил, кошки не особенно пригодились. Чтоб не скатиться со склона при случайном падении, мы несли по ледорубу, хотя могли бы связаться веревкой, это тоже помогает.
На вершине по обыкновению ждали рассвета: рдеющие, потом розовеющие, потом золотистые на солнце снега вокруг нас — это очень красиво! Но нисколько не потрясающе. Мой внутренний голос молчал, а раз молчит — значит, событие его не трогает. И меня вместе с ним.
Мы походили по макушке Охос-дель-Саладо, и тут Алекс заявил:
— Знаешь, что ты забыл купить?
— Что?
— Банку с краской и кисточку. Смотри, какой удобный камень! Так и просится «Миха и Лёха были тут». И дату!
Алекс — и вздумал шутить? Это событие! Что же привело его в приподнятое расположение духа? Неужели сам факт восхождения на вершину? Но чему тут радоваться? Взъехали и немного прошлись. И вся недолга́!
Вниз мы шли тем же маршрутом. Вообще-то, мне хотелось спуститься той тропой, что исхожена другими восходителями — тем более что путеводители обещали по пути следования интересное: натеки серных отложений и старые фумаролы. Все-таки Охос-дель-Саладо когда-то извергался! Но что-то — снова глубокое, новое, неизвестное мне — удержало, и я пошел к приюту так же, как и шел сюда.
Уже внизу, на площадке перед входом в домик, Алекс сказал:
— Правильный выбор. Интуиция не подвела тебя. Вулкан этот еще жив, не дай бог какие подвижки — даже самые незначительные — и тем, кто оказался вблизи трещин, не позавидуешь.
О чем он говорил, я понял, когда мы уже погрузились в обратный путь. Почва под ногами сначала колыхнулась, потом подпрыгнула, меленько подрожала — и, казалось бы, все. Однако в зеркало заднего вида, когда мы катили вниз, я рассмотрел облака пара, с силой вырывающегося из склона.
Остановившись и наведя на пар бинокль, я увидел, что туман вулканических газов затягивает область, по которой проходит отвергнутый мной маршрут. Получается, что-то внутри меня подсказало безопасный путь? Это странно, ведь интуитивные решения принимаются на основе ранее усвоенных знаний и накопленного опыта — а с вулканом, потухшим не до конца, я вижусь впервые в жизни.
Когда я вернулся за руль, а Алекс произнес:
— Хороший знак. Надежда есть!
Хотелось поинтересоваться, какой такой знак он имеет в виду, и на что именно надеется, но тут оказалось, дорога до самой «Атакамы» чуть не по пояс завалена снегом, и нашему полноприводному громиле — а вместе с ним и мне, грешному — придется потрудиться, прокладывая колею. Но вниз — не вверх, и со снегом мы справились. Объяснения я получил позже.
— Видишь ли, Майк, — проговорил Алекс с интонациями шпиона, вынужденного общаться с ребенком, — надежды мои просты. Мне хочется видеть тебя таким же, как и я. Как твой старший товарищ, я прямо таки переполнен ожиданиями.
«Спорить тут не с чем, — подумалось мне, — каждый из нас стремится видеть в близких свое отражение. В идеале — полностью совпадающее. Только не каждый осознает это стремление».
— Но, — продолжал Алекс, — ты, разумеется, не совсем такой, как я. Вот для чего ты закупил и оставил в приюте тонну припасов?
«Он замахнулся на святое! — вскричал внутренний голос. — На «покушать в дороге»!
— Это банальная забота о ближнем, — ответил я. — Чтоб не умерли с голоду, вдруг чего.
— Предположим, забота, — согласился он. — А чтоб не перемерзли, не хочешь им крышу над головой организовать?
— Кому «им»?
— Да все равно кому. Кому-то чужому. Нуждающимся.
— Я что-то не понимаю…
— Что тут непонятного? У тебя есть возможность накормить гипотетических странников — и ты снабжаешь их едой; а они, быть может, еще даже не знают, что их путь когда-либо проляжет через Анды. Ну, а имелась бы у тебя возможность дом построить квартир на триста и подарить бездомным — построил бы? Подарил бы?
— У меня нет такой возможности.
— Давай предположим, что ты в силах построить даже не один дом, а целый квартал. Или город. Тогда — построил бы? В дар человечеству, так сказать?
— Скорее всего, да, — согласился я.
— Во-о-от! — воскликнул он. — А я — ни за что! Потому что я создал — то есть, создал бы, — поправил себя Алекс, — условия, в которых люди сами могут позаботиться о себе. Мне хочется, чтобы ты умел создавать условия. А ты хочешь просто дарить. Это разные явления.