Но ведь не может все население планеты бредить, стремясь к покою и счастью, убеждал себя Майк. Однако жить как все — почему-то так не хочется…
И когда он выбрался из самолета, добрался до своей квартиры и вымылся в душе, от былой убежденности в верности стариковских истин не осталось и следа.
Значит, ночь снова будет беспокойной, с горечью понял Майк.
* * *
— Не откажетесь поужинать пиццей?
— С удовольствием! Для меня эта пицца станет завтраком, герр Вайс.
Они зашли в пиццерию, сделали заказ. Пока повар смазывал тесто маслом и томатом, укладывал по верху колбасу, грибы и крохотные ломтики сыра, им подали чай. Рассеянно помешивая в чашке, Майк говорил, а доктор слушал.
— Записку мне вручил портье, когда я возвращался от вас вечером. Я распечатал конверт у стойки и шел наверх, читая. Написанное по-русски без единой ошибки, письмо выдавало происхождение автора. Я сразу взглянул на подпись: «Твоя Джули». Но ведь Джули в России жила не очень долго? Нашим языком невозможно овладеть в короткий срок. Говорить учишься быстро, но не писать.
Доктор, кивал, соглашаясь. Русский и финский — сложные языки, хотя им обоим далеко до венгерского…
— Но язык — дело второстепенное. Мало ли, у кого какие способности, — продолжал Майк. — Она писала, цитирую наизусть: «Дорогой мой Майк! Наверное, мне нужно попросить у тебя прощения за свой внезапный отъезд. Хотя скорее мне нужно просить прощения за знакомство с тобой. Я искала встречи с тобой в Энкуэнтро, но не знала, как подступиться. И тут подвернулся морской ёж…
Дальше все было как в сказке. Но сказки не длятся бесконечно, и мне совсем не хотелось, чтобы однажды наши чувства остыли, и мы надоели друг другу. Я хотела, чтобы каждый из нас навсегда запомнил другого любимым и желанным — и сохранил отголоски этого чувства на всю жизнь.
Ты, я знаю, разозлился на меня тогда, и буквально на следующий день женился на другой. Мне рассказывали, что это очень достойная женщина, разумная и горячая. Правда, она немолода и не слишком хороша собой, но это твой выбор, и я с уважением отнеслась к твоему решению.
Я ждала, что моя любовь к тебе остынет, тем более что ревность — плохой помощник в отношениях. Да, ревность потихоньку спала, а вот чувство мое к тебе — осталось прежним. Когда прошел год с того момента, как мы расстались, я поняла, что по-прежнему люблю тебя. И даже сильнее чем прежде — потому что я узнала, что с женой ты не живешь, и даже первую брачную ночь провел вдали от нее. Это дало мне надежду. А надежда, как известно, питает…
Когда я узнала, что ты в Церматте, я примчалась мигом. Я нашла тебя! Я видела, как ты ходишь в больницу, к психиатру. Ты здоров? Если тебя лечат — значит, болен? А если болен — то нужна ли я тебе? Вдруг это именно я со своей бабской взбалмошностью стала причиной твоего недомогания? Вдруг мое появление только ухудшит твое состояние?
Я очень хочу встретиться с тобой, Майк. Встретиться, чтоб больше уже не расставаться. Я хочу быть с тобой до конца, до самой последней минуты, понимаешь? Но я не знаю, можно ли к тебе.
Дай мне знак, Майк! Дай мне понять, нужна ли я тебе!
Твоя Джули»
— Много в этом письме непонятного, — продолжал Майк. — Пускай рассуждения про «вместе до гроба» — это обычный любовный пафос. Но откуда она знала про Эриданию? И главное, кто мог рассказать ей о первой брачной ночи порознь? И что второй и последующих не было, потому что мы с Джо улетели в Москву?
Я сразу схватил телефон и набрал номер Мэнни, нашего доминиканского таксиста. По счастью, в Энкуэнтро был день и Мэнни еще не наклюкался. Он так обрадовался моему звонку, что аж подпрыгивал на месте, и все звал, звал меня и Джо приезжать.
Я спросил у него про Джули, но он забожился Девой Марией, что она не приезжала, не звонила и никак не обращалась к нему. И вообще никто его не расспрашивал о той свадьбе. А он не рассказывал никому, даже после мамахуаны. Зачем я спрашиваю, я же знаю, что от рома Мэнни спит, а не болтает. Да если б и спросил кто — он, Мэнни, могила!
Мне показалось, он искренен. Тогда кто? Роберто? Но он не мог знать таких подробностей… Как же Джули выведала?
— Напрасно вы придаете такое значение незначащим деталям, Майк, — ответил ему Вайс. — Допустите ситуацию, что ваш Мэнни несколько позже повидался с тем же Роберто и поведал ему тайные подробности. Или Джо обмолвился перед приятелями… Неважно все это.
Тут доктор вскинул брови и чуть понизил голос.
— Но касательно сути дела, Майк, я допускаю два варианта. Первый: письмо это — плод вашего воспаленного воображения. Если это так, мы с облегчением вздыхаем, выписываем вам рецепт, и вы пьете назначенные лекарства по два курса в год, весной и осенью, и живете долго и счастливо. Второй вариант сложнее, но, быть может, и прогрессивней. Если ваша возлюбленная действительно полна решимости связать свою судьбу с вашей, это может стать для вас наилучшим лекарством. Однако…
Принесли горячую, прямо из печи, пиццу, и официант принялся нарезать ее колесчатым ножом — не треугольниками, как принято во всем мире, а ромбами — так удобней расправляться с пирогом при помощи ножа и вилки.
— Так вот, — продолжил доктор, когда официант ретировался, — этот самый второй вариант может таить в себе и скрытые от вас особенности.
— Думаете, она… — Майк никак не мог найти подходящего слова, — врет?
— Такие женщины не врут, — покачал головой доктор. — Они искренне и добросовестно вживаются в роль и играют ее. А подоплеки своих планов и чаяний не раскрывают… Однако воздадим должное пицце и продолжим нашу прогулку. Готовят тут неплохо!
— Неплохо, — согласился Майк.
Окончив ужин, они молча шли по вечернему Церматту, любуясь переменам в пейзаже и обоняя ароматы прохладной свежести. Вскоре показалась гостиница, в которой жил Майк.
Завидев стоянку рядом с отелем, Майк замедлил шаг. Доктор обеспокоенно взглянул на него, потом посмотрел на улицу вдали… Там, у заборчика, увитого вечнозеленым плющом, стояла машина, элегантный белый внедорожник.
Они подходили все ближе, и вскоре стала различимой надпись на капоте: Range Rover. Майк тронул доктора за рукав:
— Видите?
— Ну, это еще ничего не доказывает, — пробормотал врач, но совсем тихо и не очень уверенно.
Они вошли в холл. Портье, завидев Майка, оживился:
— Сэр, вас ждет та дама, которая вчера передавала вам письмо.
— Где она? — отрывисто бросил взволнованный Майк. Кровь бросилась ему в голову так, что в ушах зашумело.
— В вашем номере, сэр. Она просила, и я почему-то не сумел ей отказать. Хотя у нас так не принято. Надеюсь, вы не рассердитесь?
— Нет. Спасибо, вы все правильно сделали.
Закончив общение с портье, Майк вопросительно взглянул на доктора.
— Поднимемся ко мне? Познакомитесь с моей иллюзией? — сказал он, едва заметно улыбаясь.
— В этом нет никакой необходимости, — ответил доктор и добавил тихо:
— Да и желания никакого.
И уже громче:
— Жду вас завтра в любое время!
Но Майк, мчавшийся наверх через две ступени, если и слышал доктора, то молчал; а если ответил — то совсем неслышно. Не до больницы ему было! Не до врача! Его ждала Джули!
Альпы. Лишь на вершине раскроются тайны
Альпы. Лишь на вершине раскроются тайны…
«К беде неопытность ведет»
А. С. Пушкин, «Евгений Онегин»
Доктор поглядел вслед убегающему наверх Майку, горестно вздохнул и вышел из гостиницы. Выглядел он при этом постаревшим, ссутулившимся, усталым. В руке его, словно ниоткуда, появилась палка. Он оперся на трость, постоял минуту, глядя себе под ноги, но не на тротуарную поверхность, а куда-то вглубь, сквозь земную твердь, и медленно побрел вниз по улице — сгибаясь под гнетом нового горя и будто из последних сил неся груз прожитых столетий.
«Бедный Майк, — думал доктор. — Ты еще совсем мальчишка, не отличаешь не то что добра от зла, но даже и правого от левого. А на тебя набросились силы, равных которым нет во всем свете. И рвут, и бьют, и толкают они тебя — кто в пропасть, кто в серость, кто в хаос распада и безвременья».