Боялся Юрик только внезапного землетрясения, нередкого в этой части света, — но мужался, осеняя себя крестным знамением и уповая на милость природы. Как выяснилось позже, однажды ему пришлось пережить катаклизм неподалеку от Лхасы, и это было страшно.
Сначала горы загудели так, как гудит быстро приближающийся трактор с раздолбанным двигателем и без глушителя. Юрик, много читавший о звуковых эффектах землетрясений, вовремя распознал опасность. Выкрикивая отрывистые команды спутникам, он поспешил отстегнуться от связки, в которой они шли вчетвером, и скукожился, прижавшись к монолитному выступу.
Через несколько секунд звук превратился в рев — и стих, и в это же мгновение горы затряслись и запрыгали. Сверху посыпались камни, поднялась жуткая пыль. Юрик сидел, вжавшись в убогую нишу под уступом, кое-как дышал через ворот флисовой куртки и молил всех богов на свете, чтобы скала не опрокинулась и не погребла его под собой.
Вокруг скакали валуны, летящие откуда-то сверху, слышались вскрики товарищей по восхождению. Но может, и не слышались, а только чудились. Через минуту тряска утихла. Поднятая землетрясением и камнепадом пыль оседала долго.
Своей команды он не нашел, и никто не нашел. «Может быть, позже, — грустно вздыхал Юрик, — или вообще никогда. Если они лежат внизу, под многометровыми завалами».
— На Монблане тоже опасно? — спрашивал Майк.
— В двух местах, ерундовых, в общем-то, — охотно отвечал гид. — На кулуаре с камнепадом, там в год гибнет когда пять, а когда и пятнадцать восходителей; и на снеговом гребне у самой вершины. Узко там, тропка шириной сантиметров в тридцать. Падать нельзя ни влево, ни право. Пойдем связкой! Страховочные системы наденем сразу, чтоб привыкнуть.
Рассказ Юрика оказался самым страшным, что пришлось пережить Майку на Монблане. Из Шамони они решили идти пешком — в то время как все нормальные восходители едут на гору канатно-рельсовым транспортом. Юрик такого читерства не терпел, и Майк с ним согласился. Пешком дольше, конечно, — ну, так за тем он сюда и приехал, чтоб по горам ходить.
Как только утром они вышли из гостиницы с походными рюкзаками, в негнущихся горных ботинках, с бренчащими на поясе кошками, с касками и палками за спиной, на них обратили внимание прохожие. Кто-то начал восхищенно аплодировать, остальные вытянули перед собой камеры и принялись снимать.
Особенно позабавило зевак намерение альпинистов уехать из Шамони на автобусе. Иржи настоял стартовать из деревни Лез-Уш, расположенной в нескольких километрах западнее. Народу там меньше, путь чуть короче и интересней, хотя некоторый отрезок придется шагать вдоль рельсового пути, а это не приветствуется властями. Но если они не станут откручивать гайки и укладывать на рельсы монетки, чтоб раскатывать медяки в медали — как в детстве, — их не арестуют.
Майк заверил гида в своем равнодушии к подобным забавам. Однако французскую монету в два евроцента на рельсе оставил… По русскому обычаю, чтобы вернуться.
Шли весь день и набрали более тысячи пятисот метров высоты. Ночевать устроились в пустом домике, издавна называемом, объяснил Юрик, «Хижиной лесника». Судя по застарелым запахам, большую часть года в доме хозяйничали мыши, но весной их выманило наружу тепло и обилие свежего корма, и жилище пустело.
Майк, тем не менее, спать отправился в мансарду, справедливо полагая, что вернувшиеся на ночлег грызуны сначала атакуют Юрика; сам же он, разбуженный криками гида, уж как-нибудь спасется. Однако их сна не потревожил никто — ни люди, ни звери, ни погода.
Дальше поднимались весело. На границе зоны вечных снегов им встретились горные козлы. Рогатые твари задорно скакали поодаль, не приближаясь и не удаляясь от путников.
— Ждут, — объяснил Юрик. — Табачку бы им… Это они так сигарету выпрашивают. От никотина их прёт. Кому не жалко, берут с собой Кэмэл или Житан. Стоит распечатать пачку, и эти козероги тут как тут: тянутся, просят. Жрут даже прикуренное.
— А пива они не просят? — поинтересовался Майк.
— У вас на Кавказе, где-то возле нарзанных источников, я самолично выпоил местному козлу поллитра пива. Здешним не предлагал, тут пиво дорогое.
Козлы, поняв, что подачек от этой пары не дождешься, незаметно исчезли. Вместо них на горизонте появилась группа медленно бредущих восходителей. Скоро Майк с Юриком их нагнали. Два парня и две девушки с объемистыми рюкзаками, скатанными ковриками карематов и туго упакованными спальными мешками тяжело брели по набирающему крутизну склону. Ноша одного из парней была укрыта желто-голубым полотнищем.
— Слава Украыни! — воскликнул Майк, обгоняя группу по широкой тропе.
— Гэроям слава! — синхронно отозвались путники.
— Что с ними? — озадаченно спросил Юрик, когда они удалились от провозвестников самостийности на изрядное расстояние.
— Аттракцион политического единодушия, наверно, — пожал плечами Майк.
Иржи оглянулся и покачал головой. Здесь все здороваются со всеми, и «бонжур» слетает с языка так привычно, что даже не замечаешь, что здороваешься. Какая бы то ни было ангажированность восходителей проявляется лишь в краткие минуты пребывания на вершине, при фотографировании с развернутыми транспарантами и вымпелами. Но чтоб нести флаг всю дорогу? Такого Альпы не помнят с конца тридцатых, когда в европейском альпинизме доминировали немцы.
Ночевали в новом Дю Гутэ. Юрик с вечера выяснил у администрации приюта виды на погоду и остался доволен перспективами. На штурм вершины вышли в три часа ночи и, похоже, немного опоздали: на всю обозримую длину маршрут светился точками и группками огней, конкурируя с золотым свечением видимой далеко внизу обитаемой долины.
Когда они взобрались на снежистый гребень — действительно узкий настолько, что Майк перестал раздражаться настоянию гида идти в связке — наступил рассвет. Поднимающееся солнце осветило их справа, а слева, далеко на западе, линия раздела ночи дня удобно легла на молочно-белую пелену облаков.
— Были б тучи поближе, — сообщил Юрик, — мы могли бы полюбоваться собственными силуэтами.
Майк повернул голову налево и всмотрелся. Далеко, где-то очень далеко, в десятках километров от них, над темно-фиолетовым горизонтом с едва различимой границей неба и тверди, вырисовывались очертания Монблана. Огненно-красная кромка рассветного свечения медленно выдавливала тьму куда-то за горизонт, и чернота отступала, не в силах противиться мощи света.
Любовались недолго. Очередь к вершине двигалась, и часа через три они попали на ничем не примечательную площадку на макушке горы. Помимо прочих, здесь присутствовали и те самые украинцы, который Майк с Юриком обогнали в начале восхождения.
Желто-голубой флаг покоился аккуратно свернутым, а сами восходители, донельзя уставшие, восседали на похудевших рюкзаках. Перед ними алела половина огромного арбуза, а другая половина в виде зеленых корок наполняла мусорный мешок. Свежесть арбузного аромата перебарывала запах снега, и Монблан — а вместе с ним и ветры, неизменно овевающие вершину — застыл, словно вбирая в себя незнакомые ощущения.
Мешая английские и французские слова, ребята одаривали подмерзшими арбузными ломтиками всех желающих. Альпинисты качали головами, восклицали восторженно и принимали драгоценный подарок. Мыслимое ли дело, думал каждый, тащить на пятикилометровую высоту такой груз! И ведь не заморозили, хотя в приюте их никто не видел. Сумели сберечь!
«Чистой воды альтруизм», — изумился Майк. Они с Иржи взяли по кусочку. На такой высоте арбуз потерял большую половину сладости, а от его холодности заломило зубы.
— Бессмысленная затея, — заметил Юрик вполголоса.
— Зато красивая! — тихо ответил Майк и проговорил громко:
— Спасибо, ребята!