Но если дело не в деньгах, какова причина ее предательства? Или это не предательство, а давно и тщательно спланированная диверсия? Возможно, не последняя? Но для чего такие сложности? Если он так не угоден ей — у нее была тысяча возможностей сжить его со свету. Утопить пьяного в Доминикане. Задавить машиной во время похода по Португалии. Банально отравить в офисе или дома!
Он так разволновался, что машинально ударил кулаком по перилам моста, и боль в костяшках слегка отрезвила его. Майк попытался успокоиться, рассматривая ту самую гифку, которая стала моделью вставки в подаренный ему перстень. Все, что он увидел вчера через лупу, теперь в увеличенном виде и ускоренном темпе представало перед ним.
Картина представляла собой фотографию, сделанную в космосе. То есть не фотографию, а видео, снято бог весть как, но прокручиваемое с большей, чем в природе, скоростью. Это пятно слева вверху — это галактика. «Млечный путь», — прозвучало в его голове так, будто это он сам мысленно проговорил эту фразу. Но он не говорил! Да и откуда ему знать, как выглядит Млечный путь со стороны? Никто из людей не видел своей родины с такого удаления!
«Со стороны Туманности Андромеды, — услужливо подсказало сознание. — Так все кончится».
Майк смотрел, как медленно, одна за другой гаснут звезды. Как вспыхивают светила, распыляясь в красиво мерцающие облачка, постепенно тающие перед тем, как навсегда исчезнуть во мраке. Как меняется форма и вид вращающейся галактики, как она краснеет, тускнеет и растворяется в небытии…
Когда экран почернел окончательно и бесповоротно, гифка началась заново, и Майк встрепенулся. Что за наваждение с этими картинками? Для чего Беллка демонстрирует ему все эти изображения? Если она — дева с такими возможностями, что походя может отслеживать все его перемещения, то на кой ляд она устраивалась к нему на работу, влезла в его жизнь и сперла, черт побери, не такие уж и большие деньги? Нет, большие, если учитывать банковский депозит в Гонконге и московские счета…
Чертова баба! Все беды от тебя!
Майк резко вскинул голову, крутнулся, разворачиваясь лицом к ущелью, выхватил из кармана кольцо с черным плоским камнем, размахнулся, и что было сил швырнул перстень в водопад. Швырнул так, чтоб металл всмятку, камень вдребезги!
Он еще отводил руку назад, но уже почти слышал тонкий и далекий звон упавшего на валуны кольца. «Все кончено, — думалось Майку. — Сейчас все беды кончатся! Вода вымоет из останков всю злую силу, унесет в океан, растворит в бездне. Я же…»
О себе он подумать не успел. Бросая кольцо, он сильно перегнулся через перила — сильно, но не опасно, потому что чувство баланса присуще всякому альпинисту — однако крохотный кусочек металла вдруг словно потяжелел до крайности; хуже того! Точно привязанный к руке, он потянул за собой Майка и оторвался от ладони лишь тогда, когда тело практически перевалило за ограждение.
Спохватился Майк поздно. Сделав в воздухе немыслимый пируэт, он уцепился руками за край моста, с леденящим изумлением ощутил пустоту под ногами и попытался подтянуться. Обычно он легко поднимал вес своего тела — причем одной правой — да только сегодня все шло не так и не туда. Мышцы отказывались повиноваться командам!
Руки, быстро наливаясь свинцовой ватой, еще держали его, но долго так продолжаться не могло.
«Кажется, всё, — подумал Майк, и кривая ухмылка исказила его лицо. — Походу, это конец…»
Мысль эта нисколько не обеспокоила его, и даже напротив, принесла некое подобие облегчения.
«Я неправильно жил, — думал он, глядя то в небо, то в бетонную балку перед своим носом. Из того, что было — не уберег ничего. Получается, жил напрасно. Жил низачем… А значит дальше жить — незачем».
Он получше перехватился правой, высвободил левую руку, вынул из кармана телефон и разжал пальцы. Поблескивая стеклом, медленно вращаясь в потоке воздуха, аппарат долетел до дна ущелья, ударился о камни и со слабым треском рассыпался на мелкие кусочки.
«Достойная смерть для телефона, принадлежавшего погибшему альпинисту, — подумал Майк. — В конце концов, я всегда знал, что однажды сорвусь и расшибусь о скалы…»
Хватка его правой руки еще не ослабла окончательно, и он, если бы захотел по-настоящему сильно, смог бы выкарабкаться наверх. Но желания такого Майк в себе не чувствовал. Он перестал цепляться за неровный бетонный край балки, и ладони тут же соскользнули с опоры. Вниз полетел, почти теряя сознание от ужаса и испытывая вместе с тем невероятное облегчение и даже почти радость.
* * *
Неладное Джо почувствовал, уже сидя в самолете. Ощущение непоправимости событий, происходящих за полмира от машины, летящей над океаном, захлестнуло его горечью. Не в силах высидеть более ни секунды, Джо поднялся с кресла, прошагал по салону первого класса до шторки, отделяющей стюардесс от пассажиров, отодвинул ее и шагнул вперед.
Так могли бы описать его исчезновение люди, летевшие рейсом «Гонконг — Цюрих». Однако никто из пассажиров первого класса в тот момент почему-то даже не поднял взгляда. Стюардессы же никого, зашедшего на их территорию, не заметили. Далее самолет летел, мгновенно потеряв примерно 80 кг груза — но на пилотировании судна это не сказалось никак.
В Церматте Джо оказался в самый нужный момент. Никто не видел, что именно он сделал — да и вообще никто из людей не видел Джо — однако вместо того чтобы разбиться о камни ущелья, Майк мягко опустился на кушетку в своем номере…
Его обморок обернулся глубоким сном, а зашитая рана на ноге затянулась сам собой. Сломанный стул исчез, замененный новым. Скособоченная дверца избитого шкафа выправилась. Смятая штора расправилась. На столе появилась пачка купюр в плотном конверте, и листок бумаги со следующей записью:
«Mike, buddy, you were sleeping. I didn't want to wake you up… Майк, дружище, ты спал. Я не стал будить тебя. Привез тебе денег, договорился о твоем лечении у здешнего специалиста. Его я рекомендовал тебе раньше, перед твоей поездкой в Японию. Это Зеппли Вайс, ты найдешь его в паре-тройке кварталов отсюда. Меня не ищи, я буду занят в ближайшее время. В Москве шухер, тебя разыскивают на предмет допросить о пропавших средствах, принадлежавших инвесторам. Дай им месяца два на разбирательства, и тогда версия о твоем злонамеренном участии распадется сама собой, а ты избежишь следственного изолятора и утомительных допросов. Меня тоже щемят, но правда победит.
В общем, давай, мне страшно некогда, я сваливаю. Еще отожжем! Farewell!
Joe McAlpin»
Дописав, Джо откинулся от стола и повернулся к Джиму, недвижимо стоявшему поодаль. Лицо Джима не выражало никакого чувства, но испарина на лбу давала понять: спокойствие дается ему непросто.
— Джо Макальпин! — сухим голосом проговорил Джим. — Изменив ход событий, лишив присутствующего здесь человека права самостоятельно формировать свою судьбу, вы совершили тяжелое нарушение. Вам выносится предупреждение. С этого момента вы утрачиваете возможность пользоваться привычным для окружающих обликом. Выберите себе новую личность.
— Выбрал, — так же сухо ответил Джо. Он утратил молодость и стройность. Серебристая седина заблестела на его висках. Глаза потемнели и округлились. С лица исчезла двухдневная щетина, но появились морщины. Изменившаяся фигура Джо стала чуть более коренастой, приземистой, а в спине появилась сутулость, наживаемая десятилетиями работы за письменным столом.
Удобные штаны с глубокими карманами превратились в наглаженные брюки. Мягкие спортивные туфли заблестели глянцем лакированной кожи. Серый пиджак из мягкой шерсти охватил крепкие, но заметно поникшие плечи. Подбородок подперла жесткая бабочка. Бейджик, прикрепленный к нагрудному карману зубастой жестяной прищепкой, гласил: «Seppli Wei, Doktor der Psychiatrie, Psychotherapeut».
— Официальная часть окончена? — спросил Джо, отныне Зеппли Вайс.
— Я бы должен сказать еще, какие тебя ждут неприятности, если не внимешь предупреждению, но ты живешь дольше меня и, думается, лучше меня знаешь этот урок.