Мое пребывание в Кабаре внезапно закончилось 9 июля 1967 года в 15.30, когда мы с Санвекве вернулись после очередной удачной встречи с гориллами. Лагерь кишел вооруженными солдатами. Мне сообщили, что в провинции Киву в Заире — так отныне именовалось Бельгийское Конго — вспыхнул мятеж и мне следует «эвакуироваться ради собственной безопасности».
На следующее утро я спустилась с горы под эскортом солдат и носильщиков, груженных лагерным снаряжением, моими личными вещами и любимыми Люси и Дэзи. Над нами кружили два полуприрученных ворона, обескураженных и растерянных потерей нашей горной обители не меньше, чем я. После трехчасового спуска к подножию горы Микено вороны решили вернуться к лугу и опустевшей площадке, где шесть с половиной месяцев стояла моя палатка.
Две недели мне пришлось провести буквально в заключении в Румангабо — отдаленной деревне, где размещались управление национальным парком и гарнизон провинции Киву. Это крайне неприятное времяпровождение становилось для меня просто невыносимым, когда я выглядывала из окна и моему взору открывались величественные склоны горы Микено. Меня постоянно мучил один вопрос: смогу ли я вернуться к своим гориллам?
К концу первой недели моего пребывания в Румангабо никто из управления парка не мог или не хотел объяснить мне, почему я должна здесь оставаться. Беспокойство служащих заметно усилилось, когда солдаты из близлежащих казарм стали сооружать заграждения на дорогах, перекрывая все въезды и выезды вокруг управления парка. Из обрывков разговоров я узнала, что заграждения нужны были для охраны генерала, собиравшегося прибыть в Румангабо из осажденного города Букаву, где он возглавлял мятеж. Во время «визита» в военный городок мне попался на глаза текст донесения, из которого явствовало, что меня «готовили» для генерала. Итак, мои шансы на освобождение падали с каждым часом вынужденного пребывания в деревне, и я решила бежать, использовав номерной знак на моей «Лили».
В то время «Лили» еще была зарегистрирована в Кении, и для того, чтобы сменить кенийский номер на заирский, нужно было уплатить около 400 долларов. Мне удалось убедить военных в том, что мои деньги хранились в Кисоро, в Уганде, и, чтобы зарегистрировать «Лили» в Заире по всем правилам, мне надо съездить в Кисоро. Соблазн заполучить столько денег с автомобилем и покладистым заложником в придачу был слишком велик, и военные согласились «сопроводить» меня под вооруженной охраной до Уганды.
В ночь перед поездкой мне удалось незаметно погрузить в «Лили» записи, фотоаппаратуру, а также Люси и Дэзи. В Кабаре у меня был небольшой автоматический пистолет калибра 0,32, но я им ни разу не воспользовалась. По прибытии в Румангабо я отдала пистолет на хранение симпатизирующему мне сотруднику из службы охраны парка. Он подружился со мной во время моего заключения и тайком приносил свежую пишу и новости о политической ситуации. В ночь перед побегом в Уганду мой друг незаметно передал мне пистолет и посоветовал держать его наготове на всем протяжении поездки, особенно на границе между Заиром и Угандой. Он сообщил, что пограничный пост в Бунагане кишмя кишит солдатами, а те могут не захотеть выпустить меня в Уганду даже на короткое время. Оставалось решить чисто технический вопрос, где держать пистолет, даже такой маленький, незаметно от полудюжины вооруженных солдат, выделенных в качестве конвоиров, так, чтобы он постоянно был под рукой. Я рискнула и спрятала оружие на дне полупустой коробки с бумажными салфетками, которую положила в «бардачок», оставив его открытым. По бокам коробки я насыпала ржавых болтов и мелкого автомобильного инструмента, чтобы удержать ее на месте во время тряски по немощеной дороге к границе, пролегавшей по лавовому полю. Не хватало, чтобы пистолет выскочил и приземлился на колени сидящего рядом со мной солдата!
Когда на следующее утро мы тронулись в путь, солдаты были в чудесном настроении, которое заметно улучшалось после каждой остановки у придорожных баров, где торговали местным пивом помбе. Они не обращали внимания на мой повышенный интерес к подпрыгивающей коробке с бумажными салфетками.
Пограничный пост оказался точно таким, как его описывал мой друг из службы парка, — он был битком набит военными, ввязавшимися с моими солдатами в пространные и ожесточенные споры. Один из пограничников сказал, что я могу пройти пять с лишним миль до Кисоро пешком, оставив «лендровер» на заставе, а сопровождавшие меня солдаты из Румангабо отказывались идти со мной и в то же время не хотели отпускать одну. Отпечатанное на папиросной бумаге разрешение, выданное мне в Румангабо на «временный» въезд в Уганду, переходило из рук пьяных солдат в руки столь же пьяных таможенных чиновников и обратно. Но было очевидно, что фамилия генерала произвела должное впечатление даже на самых воинственно настроенных пограничников. Перебранка длилась несколько часов. За все это время я не вымолвила ни слова, а Люси снесла яйцо. Я тут же запрыгала, хлопая в ладоши и строя из себя дурочку, пришедшую в умиление от необыкновенного дара Люси. Воцарилась тишина, и солдаты недоуменно уставились на меня. В конце концов присутствующие пришли к соглашению, что я настоящая «бумбару» (идиотка) и меня можно спокойно отпустить. Шлагбаум был поднят.