Решающим испытанием будет Париж. 14 июня де Голль распорядился прекратить всякое десантирование оружия в район Парижа. По его оценке, коммунисты уже имели в городе 25 тысяч вооруженных бойцов.
Де Голль был уверен, что эта партия готовится поднять в Париже кровавое восстание с целью захвата власти, прежде чем до нее доберется он. Затем она пустит корни в правительственные структуры Франции и, когда он со своим правительством войдет в Париж, противопоставит ему уже окрепшую красную Коммуну[10]. Таким образом, прочно обосновавшись, коммунисты могли загнать его и министров его правительства в почетный угол вдали от реальной власти, а сами тем временем завершили бы работу по укреплению своих позиций во Франции. Его политическому представителю в Париже, неприметному гражданскому служащему по имени Александр Пароди, представлялось очевидным, что де Голль ожидал ни больше ни меньше, как «вооруженного коммунистического вызова его власти» в столице[11].
Де Голль ответит просто. Он овладеет Парижем раньше, чем это смогут сделать коммунисты. Он опасался, что если позволить им обосноваться в Париже раньше его правительства, то изгнать их можно будет только путем кровопролитного столкновения, которого Франция не хотела да и не могла себе позволить. Де Голль намерен был попасть в Париж первым любой ценой, любыми средствами.
Примерно в то же время, когда Эйзенхауэр в своем штабе в Гранвиле принимал решение отложить освобождение Парижа, де Голль в Алжире составлял секретный меморандум генералу Пьеру Кёнигу, командующему ФФИ. Существенно важно, писал он Кёнигу, чтобы Париж был освобожден как можно скорее, понравится это союзникам или нет. Как только город будет освобожден, он намерен туда войти и установить в столице свою личную власть и власть своего правительства.
Он уже начал подготовительную работу. Для де Голля, как и для Эйзенхауэра, восстание в Париже означало бы катастрофу. Как и Эйзенхауэр, он отдал строжайший приказ не допустить такого поворота событий.
5
Человек, которому Шарль де Голль отдал этот приказ, всматривался сейчас в темноту августовской ночи из окна мансарды пятиэтажного дома в пригороде Парижа Отейе. Он едва различал очертания ломаных теней, нагромождавшихся друг на друга до самого горизонта. Это были крыши Парижа. Человека звали Жак Шабан-Дельмас, и было ему в то время двадцать пять. Он был уже генералом. В тот день он получил известие от человека, чинившего на улице велосипедное колесо. Это было сообщение, которое несколькими часами ранее расшифровал Жад Амиколь в монастыре ордена Страстей Господних.
Ни для кого в Париже информация, доставленная в ботинке Алена Перпеза, не представлялась столь катастрофичной, как для этого погруженного в раздумье молодого человека.
Шабан знал, ни одно из заданий, которые давал ему де Голль, не было в глазах генерала столь же важным, как то, что касалось Парижа. Ни одна из секретных инструкций, которые он получал из штаба де Голля в Лондоне, не была столь же ясной и категоричной, как та, которую ему дали в отношении Парижа.
Ему предписывалось сохранять полный контроль над вооруженными формированиями Сопротивления в городе. Ни при каких обстоятельствах он не должен был допустить, чтобы в столице разразилось восстание без прямого указания де Голля.
Выполнить это распоряжение было невозможно.
Шабан не контролировал силы Сопротивления в Париже. Их контролировала коммунистическая партия.
Возглавлял подпольную армию всей Франции коммунист, генерал Альфред Малларе-Жуанвиль. В Париже ею командовал коренастый коммунист из Бретани. Его первый заместитель также был коммунист по имени Пьер Фабьен — человек, который в 1942 году на станции метро Барбе застрелил первого немецкого солдата, погибшего в столице. Партия сохраняла за собой ведущую роль в профсоюзах и подпольной печати. Коммунисты возглавляли два из трех парижских политических комитетов Сопротивления и превратили третий в неэффективный дискуссионный клуб[12]. Недавно группа коммунистов совершила дерзкий угон самолета с деньгами, которые были высланы Шабан-Дельмасу лондонской штаб-квартирой ФФИ. В течение многих месяцев они укрепляли свои позиции, внедряя агентов на ключевые посты во всех районах города. Даже один из главных врачей Сопротивления жаловался, что партия навязала ему зоркого заместителя. Шабан-Дельмас видел, как ежедневно разрастаются ряды коммунистического ополчения ФТП.
10
Революционная власть, возникшая в Париже в результате восстания 18 марта 1871 года вслед за отступлением прусской армии. Она была свергнута в мае того же года силами регулярной французской армии. Позднее стала символом надежд коммунистов в отношении этого города.
11
Это обвинение отвергалось как самой партией, так и многими людьми, не являвшимися коммунистами. Вероятно, мы так и не узнаем, как далеко готовы были зайти коммунисты в борьбе за политическую власть. По самым скромным предположениям, можно утверждать, что их целью было закрепиться на ключевых позициях, которые затем можно было бы использовать как трамплин (как это было в Праге) для броска к управлению страной, если бы такая возможность представилась в послевоенной Франции. Возможно, их подлинное отношение к де Голлю было сформулировано одним из красных лидеров коммунистического Сопротивления на юге Франции болгарином Иваном Калевым. «В данный момент, — сказал он, — де Голль нам нужен. А после войны, кто знает, захочет ли де Голль остаться и захочет ли его Франция?» (нью-йоркская «Геральд трибьюн» за 23 августа 1944 года, стр. 25).
Каковы бы ни были цели коммунистов, их тактика в тех районах Франции, которые они контролировали, как правило, подкрепляла подозрения де Голля. На юго-западе Франции голлистскому движению потребовались месяцы, чтобы вырвать этот район из-под контроля партии. В некоторых районах де Голль даже вынужден был использовать подпольные передатчики Сопротивления, чтобы поддерживать связь со своими верховными комиссарами. В докладе Управления стратегических служб от 26 октября 1944 года, составленном на основе контактов с деголлевскими агентами безопасности, говорилось: «Если внутреннее положение во Франции будет оставаться столь же плохим, следует ожидать коммунистического переворота». В Тулузе, говорилось далее, ежедневно подвергаются незаконному аресту до 50 человек; 40 тысяч вооруженных и тщательно подобранных членов ФТП (франтирёры и партизаны — коммунистическая военная организация движения Сопротивления) готовы к тайной переброске в Париж. Они будут «представлять собой ударную группу войск партии на случай военного переворота. Такая попытка, если она будет предпринята, намечается на середину января, когда их силы будут полностью укомплектованы, а население дойдет до крайней нищеты (так в тексте). Партия считает, что на эту операцию потребуется 8–10 дней, и союзники не будут вмешиваться, поскольку это будет внутренним делом французов».
12
Это были Парижский комитет освобождения (ПКО) и Комитет военных действий (КОМАК), контролировавшиеся коммунистами, и Национальный комитет сопротивления (НКС), в котором они составляли влиятельное меньшинство. Основанный де Голлем в 1943 году, НКС теоретически был высшим политическим органом Сопротивления. Фактически же к лету 1944 года он перестал быть чем-то полезным де Голлю и оказался, по его мнению, в руках коммунистов. Он язвительно называл его «этот комитет общественной безопасности» — по аналогии с французским революционным директоратом, который управлял Францией при Максимилиане Робеспьере в годы террора.