Чтобы не прикрыли избушку, стандарты заходили у деньжат на побегушках. И полетела у рынка кукушка. Все истерили, что сертификаты заняли место никчёмных побрякушек. Но нашли, как ублажить побирушек. Занизили цены до нищенского кармана. Так, что неприхотливые граждане перестали видеть обмана. Проглотили так, что ошалела сама реклама! Доступная цена всё оправдала: зато мух не жалко, зато людей не кормят, как собак, а жизнь важнее – она лишь раз дана. Не зря в буклетах чётко сказано, что Россия – щедрая страна.
Потому не серчай, купи за гроши тлушу. Незачем терпеть песнопение сосущее. Чего тут смущаться, голоду подаётся всё сущее. Если не нравится, выбор есть – потребительный кредит поможет. Щедро предложит, что съесть. В карманах что-то есть? Значит, он не оставит в беде. Ты, как и он, всегда на высоте. Сделка есть, все рады. Никому терпеть не надо.
Одной мусорной реформе вечно что-то надо. Камеры блюдут. Алгоритмы ИИ не дремлют. Магазины расходы из-за помойки не приемлют. Штрафы, как удалые, летят на обочину, но не беспочвенно. Признак безопасного государства работает сверхурочно (ибо нечего рыться за обедом просроченным). За что магазинам влетало внеурочно. Хозяева крутились, вертелись – вопрос решать надо срочно! Выход нашелся не сразу, зато бессрочный. Законопроект "О благотворительности коммерческих предприятий" вытащит точку и снизит налоговое бремя за просрочку.
Отечественный принтер заработает в рассрочку. Прогнившие продукты бесследно покинут точку. На их месте очутиться тлуша. Так, что новый срок годности даже ставить не нужно. Одна беда – марка закону послушна. Не терпит лицензия, чтобы монета другому прислуживала. Но хозяева не глупы и не малодушны. Договорились о цене и переименовали тлушу.
Покушай баклушу, – блистает над головой реклама, как яркий тандем диверсификации и альтруизма (или того, как историю богатой Сибири приправили острым соусом капитализма).
Под вывеской люди сжались, как соломинки. Им тесно, душно, вокруг пропахло копотью, одежда пропитана потом. И, пока смог и дым их душат, живот урчит и просит баклушу. Не даёт холодильник стоять без повода, не позволяет скуке умереть с голоду. Всюду разбросан хлеб. Вокруг водятся голуби. Щедро насыпал крошки бюджет, подзывая всех желающих к входу. Так, что не на шутку разошлись вандалы, надругавшись над рекламой. Буковки перед публикой остроумием не блещут, пока подошвой фон отпечатками отмечен, пока на тротуаре выколот верхний слой, по поверхности распускаются трещин с целый рой.
Герой в одном котле с ордой. И, к несчастью, не глухой. Зато обласканный толпой, отчего ушам ни найти покой (попали кролики в забой). От разгулья голова гудит. От угара горлеце хрипит, а голос в устали скрипит. Терпенье – не спи! Вокруг сплошные шум и гамм: вдова кричит "котят отдам", орёт в голосину наглый хам, дедок материт бесстыдный срам. Вниманье пляшет, колдует балаган, бросая в сказочный бедлам.
Где, подзывая к себе, как Сирены, загнанную в кучку округу, сладкие возгласы перекрикивают друг друга. Чтобы посреди заядлых посетителей, посреди простых неразборчивых жителей, в кадр смогли попасть очередные участники голодных игр. Ничего не смущает объектив, ведь соседи по пространству не против. Даже если наступил на чулки из одуванчика, присмотришь серьги, покрытые пленкой, то ли из позолоты, то ли из ржавчины. Синди уже заворожена тем, как рекламный свет рисует зайчиков, пока дешёвый перстень подкупает исхудавшие пальчики.
Так, без затей, распродавая последнее нажитое, построены наволочки вдоль прибыльной скважины. Расставлены везде: на зелёной траве, на плитке пыльной, на потресканном асфальте, где по тонкой ткани бегают неказистые рекламные очертания. Над каждой, пополняя бюджет деньгами, поддались золотой лихорадке самозанятые. Камеры блюдут. Алгоритм над головой рассуждает проще, чем слабый пол над кастрюлей борща: раз продаешь вещи, значит деньгами обеспечен.
Расставлены пожитки, обокрав пространство. Не пройти, не миновать свору – замочат наглого голодранца. Вот и попал впросак. Жди и не рассчитывай уйти к ночи. Кажись, наклёвывается очередь. Но где начало? Хмыкнув в шуме, скриптёр огляделся. Он букашка в рое. Метаясь, он не знает, куда деться. Не по любви внимание, но в такой большой компании, как не крути, полезешь к людям с расспросами. И скриптёр хотел сделать дело тихо, спокойно – ещё чувствовал себя тенью в смоге, частью безликой и безвольной массы. Но, так старался пройти без опаски, что просочился из дыма и добился огласки.