– Же-енщина, – довольно процедил маньяк, таращась на жертву. – Обожаю женщин.
Он вскинул кисть и поймал бронзовый блик.
– Ты мне фак показываешь? – гаркнула деваха.
Нож разбил стекло. Хрустальный звон рассыпался по подоконнику. Жирный кусок испустил предсмертный лязг. Жертва визгнула и скрылась под сенью дома. Маньяк спохватился за рукоять и продолжил долбить по двери.
Серая стружка плевалась в него. Древесина верещала и скрипела. Постепенно дверь превращалась в труху, оголяя внутренности дома. Он вновь замахнулся, услышал, как, рухнув, тело смяло траву, глянул на окно, затем сунул голову в дыру. Джейсон опоздал и в доме никого не застал. Он обежал теремок и наткнулся на раскрытое окно. Вдали, перепрыгнув железный забор, жертва мчалась по огороду и таяла в темени. Ночь проглотила её, словно белую пилюлю.
Пнув кучку, земля низвергла клочья. Песчинки разлетелись, как брызги, ныряя в шейку кроссовки. Деваха подпрыгнула над забором, зацепилась ногой за железную проволоку и свалилась на дорогу, посыпанную углём. Визг. Потерпевшая чуть пробороздила ногой, как тут же прошипела – импульс пронзил нерв острой иглой. Она приподнялась с тихим стоном, хватаясь пальцами за ржавую решетку. Ладонь вобрала всю медную пыль.
Нерв вскрыла боль. Колени расшаркались. Кровь в царапинах вдохнула воздух и покрылась чёрной крошкой. Кроссовки шуршат, исшаркивая об уголь подошву. Хрипло роняя вздох, бредя, жертва спотыкается и падает на забор. Рука прошаркала по гнилой древесине. В ладонь впилась заноза. Деваха стонет и шипит, пока встает на ноги, перебирая изодранными руками.
Вдруг вдыхает холодный воздух и трепещет – по воздуху доносятся мелодии.
Музыка вновь верещит, бессовестно стукачит. Некому больше известить, что где-то во тьме, словно призрак, по деревеньки леветирует маньяк. За забором новый дом показывает шляпу. Её козырёк над верандой обольщает. Жертва облизнула губы и уловила на языке привкус угля, сплюнула, поклянчила вдоль деревянного ограждения. У калитки раскрыт рот. В доме горит свет за окном. Хочется на помощь воззвать. Дать бы голосу свободу. Но мелодия приглушалась, вбив в сердце тяжёлый кол.
Пауза взяла врасплох: не проверещать, не издать писка. Зато ноги готовы плясать. Жертва полетела к дому, нырнула за дверь и хлопнула ей. Упав, она обессиленно вздыхала, пока маньяк не вдолбил нос лезвия внутрь.
– Приставы! – проорал он. – Откройте!
От вида трухи жертву вбило в дрожь. Впопыхах, она завизжала:
– Давай договоримся!
Острый кончик топора, словно нос Пиноккио, рос на глазах. Жертва прячет пальцы в волосы, зарывает их под хвостик, откуда фонтаном вьются русые пряди. Она подпрыгивает и мельтешит под стук топора, визжит, как игрушечная электронная машинка. Когда дверь хрустнула, крепко схватив топор, деваха спохватилась за мольбу:
– Стой, стой, стой! Давай договоримся! Я отведу к своим друзьям. Я могу привлечь их к себе, а ты их убьешь.
Маньяк вырвал топор из разорванной древесины и по инерции попятился.
– Ты хочешь предать друзей? – переспросил он, подбрасывая гладкую рукоять у лезвия. Топор глухо похлопывал по ладони.
– Это деловое предложение! – прикрикнула она, из иссушенного рта шли кряхтения и скрежет.
– Выходи, – приказал маньяк, горланя, будто сквозь фильтровое искажение.
– Хорошо, я приведу их к себе? – уточнила взволнованно.
– Выйди из дома! – наорал маньяк.
– Хорошо, хорошо. Я иду к тебе, – бросила она, неуверенно коснувшись ручки двери.
– Прям сейчас же, трепло! – прогорланил он грозно.
Ручка скрипнула, будто кашлянула. Жертва отварила дверь, выглянула и насторожено поднесла чёрному небу угольные ладони.
– Вот, я выхожу. В знак нашего сотрудничества.
Топор висел в руке. Носом к полу. Губы жертвы прогнулись в улыбку. Маньяк закрыл луну, которая вырвалась из облаков. Через обшарпанную куртку пробирался свет. На лучах силуэт его рос. Маска на лице клюнула в жертву. Взгляд будто раскроила её образ топором. Тень пыталась прикрыть разодранные ноги, дорисовывая штанины под неприлично короткие шортики. Лямки торчали из розовой майки. Маньяк вгляделся на ямочку у бюста. Грудки пухли под поролоном и вываливались из облегающей майки. Губы уронили слюну. Маньяк лизнул её, задев хоккейную маску. На миг он представил, что под кончиком языка была вовсе не маска.
– Дипломатия, а ну-ка на колени! – заповеливал маньяк.
Жертва протупила, хлопнула накладными ресницами под толстым слоем туши, натянула на лоб брови, начерченные чёрным карандашом. Маньяк вцепился в топор и захрипел громче.