Иван Максимович нервно вытер платком свой высокий лоб. Поправил воротничок, вдруг ставший ему жарким и тесным.
Шантаж господина Лакричника, — заговорил Иван Максимович, криво усмехаясь, — мне уже обошелся не дешево.
А и пе так и много, — примирительно сказал Баранов, — если считать, что он тогда тебя видел.
Выдумки его, враки… — пробормотал Иван Максимович.
Чем черт не шутит, — прищурился Баранов, — а ежели у него действительно твой предмет есть какой-нибудь? Сувенир! — И захохотал: — Ах-ха-ха-ха-ха! Пяташная безделушка.
Честь моя мне дороже денег, Роман Захарович. Советуйте: самому мне ехать в Иркутск или позволите к вашим связям прибегнуть? Сколько на это потребуется, я готов…
Ив Иркутске деньгами откупиться хочешь?
Чем еще?
Умный ты человек, Иван, а дурак. Да чем выше, тем цена-то дороже. Чтобы похерить все у генерал-губернатора, ты знаешь, во сколько это станет тебе? Ты фитюльку, фельдшеришку этого, купи! Купи — и пусть он обратно возьмет…
Постучавшись, вошел делопроизводитель.
Тебе что? — зыкнул на него Баранов. — Занят я. Гони всех к черту.
Делопроизводитель, уже седоватый, с широким, тронутым оспой лицом, привычно поддакнул Баранову:
Так точно, Роман Захарович. Приехали господин Киреев и господин Маннберг, изъявляют настойчивое желание видеть вас и господина Василева. Не пускать?
Баранов судорожно вздохнул и развел руками.
Этих не прогонишь. — И свирепо делопроизводителю: — Зови!
Вошедшие в кабинет Киреев и Маннберг застали Баранова уже у распахнутого окна: он кормил голубей, щедрой рукой разбрасывая золотистые зерна пшеницы. Иван Максимович стоял рядом и смотрел на суетящихся птиц с таким наивным любопытством, словно видел голубей впервые в жизни.
Гуль! Гуль! Гуль! Гуль! Гуль! — покрикивал Баранов поощрительно, стараясь сделать так, чтобы птицы все собрались в один круг головой к голове. — Ох ты, Король, куда побежал? Гуль! Гуль! Гуль!
Вы, так сказать, Роман Захарович, не только так называемый городской голова, но и птичий голова, — как обычно, длинно и неуклюже сострил Киреев, здороваясь с Барановым.
Птичий голова — не сочетается, Павел Георгиевич, — поправил Маннберг, — должно говорить: птичья голова.
А ну тебя! — отмахнулся Баранов и доверительно сообщил: — Удивительное дело: голубей люблю, кошек ненавижу. А кошка — полезнейший зверь.
Спасение человечества в кошках, — с серьезным видом сказал Маннберг, — иначе всех нас давно бы съели мыши.
Мыши? Всех нас? Ловко! Ах-ха-ха-ха! — захохотал Баранов и повернулся к Василеву, по-прежнему все свое внимание сосредоточившему на голубях. — Иван, слышишь? Нас съедят — большого ущерба не будет, а товар твой съедят, ха-ха-ха-ха, страховое вознаграждение не получишь. Так что, брат Иван, разводи кошек!..
Ивана Максимовича так и передернуло, — необдуманная шутка Баранова попала не в бровь, а в глаз. Баранов это и сам понял.
А, ничего, Иван, — сказал он, по-дружески обнимая Василева за плечи, — ей-богу, ничего. Ну, вылетело — вылетело, этот же разговор между нами.
В ответ ему Иван Максимович пробормотал что-то бессвязное, вроде: «Вы сами знаете, Роман Захарович, какое у меня сейчас настроение. Не до смеху…» Маннберг взял его под руку, отошел к дивану и усадил рядом с собой.
Роман Захарович, прошу внимания, — сказал он, заметив, что Баранов опять запускает руку в банку с пшеницей. — Мы заехали к вам с Павлом Георгиевичем, чтобы поделиться новостями. Обладателем одной являюсь я, другой — Павел Георгиевич. Одна для общего развлечения, другая, к сожалению, касается Ивана Максимовича…
Это для нас с ним не новость уже, — отозвался Баранов, не дав закончить Маннбергу.
Вот как! — воскликнул Маннберг. — Но неужели действительно, Иван Максимович, вас кто-то мог так подло оговорить?
Василев хмуро глянул вбок.
Оговорить честного человека могут всегда. И было бы лучше, господа, не напоминать мне об этом.
Рассказал бы лучше повеселее чего-нибудь, — заметил Баранов.
Ну что же вам тогда рассказать? — вздохнул Маннберг. — Историю с моей прислугой знаете? С Елизаветой Коронотовой?
Ну и что? — неопределенно спросил Баранов.
Так вот, ее муж Йорфирий сейчас объявился.
Как? — воскликнул Баранов.
И где же он теперь? — спросил Иван Максимович.
Ну, вероятно, уже по городу ходит. Вчера вечером Тихон Астафьевич, мой казначей, — он в лицо знает его — видел на переезде.
Баранов драматически схватился за голову.