Мы заулыбались, а девушка сказала:
– Извините, я сейчас без разминки, может получиться не очень хорошо… Нам никто не помешает?
Хозяин даже удивился:
– А кто может помешать? До открытия еще три часа, персонал только через час начнет подходить… Сейчас, кроме охраны, вообще никого в клубе нет…
Подойдя к стене, он нажал на выключатель, и невысокую, примерно до колена, сцену осветили неяркие огни. Эвелин вздохнула, как будто перед прыжком в ледяную воду, подошла к ближайшему стулу и быстро разделась, оставшись в белье темного цвета. Фигурка спортивная, отнюдь не худенькая, только все впечатление портили многочисленные синяки на спине и плечах.
Сделав шаг на сцену, она мгновенно переменилась, словно забыв про забинтованные ноги – походка стала крадущейся, движения плавными. Взявшись левой рукой за шест, правой она оперлась о пол, затем «встала на руку» и сделала пусть и не совсем идеальный, но красивый горизонтальный «шпагат». Через секунду она обвила шест ногами и согнулась пополам, без помощи рук подняв себя вверх. Еще несколькими движениями она поднялась чуть выше, ухватилась за шест обеими руками и сделала сначала вертикальный «шпагат» вдоль шеста, затем плавно перешла в «горизонтальный», немыслимо изогнулась, отпустила руки, развела их в стороны, но осталась висеть на прежней высоте.
– Ну ни ххх ж себе… – не удержавшись, пробормотал я себе под нос по-русски.
– Именно… – негромко сказала Джин, вполне разделяющая мои впечатления.
Эвелин вдруг резко «рухнула» на метр вниз, отчего у меня даже замерло сердце, но почти у самого пола плавно развернулась и села на горизонтальный «шпагат».
Мы втроем дружно захлопали, к нам присоединились стоявшие у дверей охранники. А что это она не встает, так и сидит, прислонившись головой к шесту?..
Быстро поднявшись на сцену, подаю ей руку, она с болезненным выражением лица подымается на ноги, затем прижимается ко мне и кладет голову на плечо. Я смотрю на Джинджер, почти незаметно киваю, она сразу же подходит и берет заботу об Эвелин на себя, уводит ее к столу, где на стуле лежат снятые вещи.
– Ну как впечатления? – спрашиваю у владельца клуба.
– Замечательно! У меня как раз такого номера нет. Было две девушки, одну в конце прошлого лета в Нью-Рино переманили, другая замуж удачно вышла, недавно уехала. А что у вашей протеже с ногами случилось, рука тоже перевязана?..
– Девчонка в неприятности попала, досталось ей изрядно. Пусть несколько дней в себя приходит, ноги заживут, тогда и будет выступать, хорошо?
Маноло смотрит на меня, как на садиста с окровавленными до локтей руками:
– Я что, похож на живодера? У меня наверху есть комната свободная, для артисток, поживет в ней пока. Там как раз и шест есть, пусть занимается.
– Пообедать у вас будет чем? Она просто сейчас чуть в обморок не упала…
– Позвоню, привезут. А, вот и они!
К нам подходят Джин и уже пришедшая в себя Эвелин.
– Эвелин, – обращаюсь я к ней. – Вот тебе деньги, это с того бандита. Завтра моя жена поможет в магазине подобрать одежду, она в этом хорошо разбирается…
Дождавшись утвердительного кивка Джинджер, я продолжаю:
– Сейчас тебя проводят в комнату, где будешь жить и тренироваться, если решишь выступать здесь. Условия будешь обговаривать с хозяином. Надеюсь, вы найдете общий язык.
Хозяин улыбается:
– Все будет хорошо, пока присядьте за столик, Эва.
Мы с Джин смотрим друг на друга, затем она обращается к девушке:
– Я завтра приеду, и мы вместе пройдемся кое-куда, артистка должна выглядеть идеально. В двенадцать часов будешь готова?
Эвелин согласно кивает, мы прощаемся с ней и хозяином, потом выходим на стоянку.
– Ты почему не обернулся? – спрашивает меня Джинджер. – Она смотрела нам в спину, пока из зала не вышли.
– Я думал, показалось…
– Ничего себе, «показалось»! – фыркнула Огонек. – Чуть дым из спины не пошел… Хотя я к ней пригляделась, поговорила – ни черноты, ни «гнили» не заметила. Разве что она такая гениальная актриса, каких и в Голливуде не бывает.
– Девчонка с характером. Она ведь чисто на упрямстве держалась, только в самом конце чуть не вырубилась. Ничего, через несколько дней в себя придет, еще и местной знаменитостью станет!
– Она тебе понравилась?
– Не в моем вкусе, слишком уж «спортивная», вся жилистая какая-то.
– А почему ты тогда так озаботился ее будущим? Она уже давно совершеннолетняя…
Я не знаю, что ответить, молча иду рядом, мы садимся в машину и едем домой. Разговор прекращается, и всю дорогу молчим. Правда, возле самого дома не выдерживаю: