Ну а нам что с того?..
Мы — прихлебники искривлённых традиций.
Дальше взмаха руки и принуждённой ходьбы
Нам не так уж и нужно. И дружно
Говорим мы с надеждой себе:
«Значит, это кому-нибудь нужно».
Ухмыляться сил больше нет.
А смеяться давно разучился.
Лишь слеза иной раз блеснёт,
Когда луч звезды на рассвете сквозь тучи, пробьётся.
Уходят дни куда-то в бесконечность…
Уходят дни куда-то в бесконечность,
Теряясь в бессознательном костре,
Сжигая все мосты в реальность,
Которую вообразили и воплотили мы.
Отражается душа в томном взгляде…
Отражается душа в томном взгляде…
Синева мерцает в комнатном молчании…
Я прилягу после долгого пути к тебе
И усну под стук дождя на твоей груди.
Ты тихонько соберёшь локоны волос,
Спрятав наготу под белую футболку.
Одеялом тёплым ты укроешь мой сон,
Выскользнув ласковым движеньем из моих объятий.
Тёплые носки наденешь в эту осень,
Поплывешь на кухню под молчание скрипящих досок.
Пол холодный, обезумев, онемеет в сумерках
Под шорох нарастающий закипающего чайника.
Ночь приблизилась и давит тонкий луч,
Лампу настольную скрутив в обруч,
И кружится она на теле тёмного стекла
Под осеннюю музыку грустного дождя.
Свист на кухне одинокого чайника
Тишину разорвёт, и опять мне не до сна.
Ты коснёшься незаметно перепутья — краешка,
Остановив время безумное на часах.
Сумерки, цепляясь за ржавые гвозди
Повисли на раме, шатаясь снаружи,
Но белая футболка, что полыхает любовью,
На перепутье будет спасительным для меня кругом.
Когда-то я лишь любил людей…
Когда-то я лишь любил людей,
Теперь я их с любовью ненавижу.
Когда-то я хранил тепло своих кровей,
Теперь от жара их я в ненависти брежу.
Не спрятать мне своих страстей –
От переизбытка их к правде — я только слышу,
Как режет воздух чей-то блеф,
И не заткнуть в бреду невидимые лица.
Ну что с того, что я в бреду?
Ну что с того, что от правды болен?
Уставший путник присядет на берегу,
А после в даль ночную зашагает.
Не виден отблеск сумрачной зари,
Пройдёт гроза над облаками,
Предстанет утро алое в крови,
И правда на очередном рубеже воссияет.
Остынет страсть от пасмурных дождей
И образ предо мной предстанет.
«Что было, там внизу?» — спросит он.
Отвечу я: «Лишь тысяча заповедей».
«А что есть сейчас?» — узнает он.
Я промолчу с мыслью: «Лишь моя одинокая правда».
Снег кружится в небесах…
Снег кружится в небесах,
И в ладонь кристалл ложится,
Выжигая след, медленно горя,
Только больно почему-то сердцу.
Побледнел утренний асфальт,
Сил идти по краю бездны нету!
Лягу на белоснежный мягкий тротуар
И вдохну последний вздох поглубже.
Больно от судьбы, больно от любви,
Больно от греющей грудь надежды.
Так зачем же эти снежинки мне нужны,
Если я от счастья в страданье брежу?
Суета человеческих бессмысленных скитаний…
Суета человеческих бессмысленных скитаний
Наполняет смыслом чью-то жизнь,
Дарит кому-то сладко-горькую отраду,
Забирая при этом у другого жизнь.
Суета — что может быть печальней…
Средь бесцельной ежедневной суеты
Цель поставят пред умом стеклянным
И заставят к ней ползти, идти, лететь.
А внутри гремит алтарь от грома,
Чувства разрывают мысли на куски.
Что за суетливый бег от себя — от Бога,
Что за суета в твоей потерянной душе?
Чрезмерное в груди желание…
Чрезмерное в груди желание
Растёт в невыносимой пустоте.
Шагну в неё и усну, как от вина пьяный,
И покажутся ничтожными ненастья прошлых лет.
Там, в невесомой темноте,
Альдебаран мне дорогу осветит,
И бисером от Плеяды алмазный свет
К Бетельгейзе путь мне украсит.
Где может быть прекрасней, чем здесь:
Вселенная — дом наш.
А мы забились в углу, как серая мышь,
И летаем в космосе только когда пьяные.
Года игриво в никуда идут,
И тянутся за ними тысячелетия.