На фоне черного неба массивной серебряной тенью высятся верхушки деревьев, широкие лесные просторы едва колышут пышные кроны, которые тоже уже давно находятся в объятиях сна. Словно на морских волнах качается силуэт луны в низком небе, до которого хотелось дотянуться рукой, и словно гребни этих волн разбивающихся о его лодку, когда мимо нее проплывают облака.
А когда же они совсем поглотят серебряное блюдце луны, тут то нарушится темнота ночи и начнет разгораться рассвет. Так и стоит все, будто в глубокой задумчивости, и ничто не тревожит этого общего естественного сна.
Все- все слышно сейчас. С неба лился перламутровый свет раннего утра. Перед рассветом на черно – синем вдали небе проявляются белые тучи, к западу невесомые зеленоватые. И спешит уже сменить короткую июньскую ночь низкая слабая алая, в глубине своей красноватая заря. Линия горизонта расширяясь, приобретала голубой, небесный оттенок. Она уносила к себе землю в сумеречном освещении, и все словно двигалось к востоку. Луна поодаль в ярко-желтом мерцании прятала последние остатки летней ночи.
В воздухе стали появляться невесомые бабочки, с самыми разными окрасками, в высокой влажной траве застрекотали сверчки.
На высоком берегу, под тенью больших деревьев, росли кусты дикой малины. В тот миг, когда они попались мне на глаза, мой желудок непроизвольно напомнил мне о том, что надо поесть, иначе до своей цели мне не добраться. Я сбросила рюкзак на землю и, присев на колени, спешно начала накладывать в рот сладкой ягоды. Её вкус болью отозвался в моем животе. Острая, словно заточенный нож, волна прокатилась от желудка вверх, принеся с собой кислый привкус. С трудом сдержав тошноту, я вспомнила, что уже несколько дней толком не ела. До побега мне пришлось понести наказание за то, что не успела выполнить свою работу вовремя, а таких ленивых у нас в общине лишали еды, ее и так было мало.
Сочная спелая ягода просто провалилась в желудок, оставив привкус сладости и легкую горечь. Из рюкзака я достала небольшую бутылку воды, и случайно выронила записную книжку моей мамы. Это была небольшая книжка с яркой, летящей бабочкой на обложке и потрепанным корешком, переклейным скотчем. Половины страниц в ней уже давно не было, а на тех, что остались, была единственная моя связь с цивилизацией – мамины наброски. Когда-то она была талантливой художницей, училась в художественной школе и рисовала афиши и плакаты для школьного художественного кружка. На одном из разворотов блокнота был большой рисунок дома, выполненный черным карандашом, где жила родная сестра моей матери – моя крёстная Мая.
Перед небольшим жилищем раскинулась лужайка с кустами каких-то цветов с крупными бутонами, усыпавшими все ветки. Мимо цветника вела тропинка из желтого кирпича, которая упиралась в аккуратное крыльцо из двух ступенек. Вдоль стены из трех окон, одетых в одинаковые створки, тянулась плетеная изгородь высотой не больше полуметра. Под самой крышей расположилось большое круглое окно, в которое легонько постукивала раскинувшая свои руки-ветки рябина. Ее красные ягодки привлекали птиц, которые часто будили всех обитателей дома.
Надеюсь, что она все еще живет там и обязательно поможет мне. Самую главную заранее переписанную информацию я хранила в кармане кофты, на случай если моё мёртвое тело найдут спустя годы здесь, в дебрях леса, или когда высохнут эти болота.
Несколько глотков теплой воды комом осели в моем желудке, отчего есть захотелось еще сильнее. В невысокой траве у воды раздался легкий стрёкот. Знакомый звук – это был большой кузнечик. Тихо подкравшись, одним резким движением я смогла поймать его и, не раздумывая, засунула в рот. Это только в первый раз было мерзко, но когда несколько недель подряд нечего есть, быстро привыкаешь. Главное, пока жуёшь, не обращать внимания, что оно двигается.
В такие моменты я мысленно обращалась к кому – то незримому, задавая вопрос о том, насколько драматический оборот принимает моё путешествие. Хотя нас учат тому, что Бога допускает лишь единственную ценность существования – удовлетворить все потребности, в такой момент хочется верить, что кто-то всемогущий, незримый помогает. Облегчением для меня было надеяться, что за моей спиной меня поддерживает единственный родной человек – моя мама. Ее образ в легком летнем сарафане, с заплетенными в длинную французскую косу волосами периодически являлся мне в сложные периоды. Когда я болела – светлый силуэт приходил ко мне, ободряя. Конечно, все это было только моей фантазией, или последствиями недомогания из-за голода и переохлаждения, но я точно знала, что она за мной присматривает откуда – то сверху.