Долина с высоты птичьего полета была прекрасной. Убывающая луна над широкой, серебряной лентой речки будто смотрелась в зеркало, отчего ночной свет еще насыщеннее разливался по всему пространству. Деревья там, внизу, слегка пританцовывали, ритмично покачивались то вправо, то влево. Сине-черное небо было усеяно миллионом мерцающих брызг. Время уже, определенно, близилось к полуночи, костра внизу не было видно, а значит и погони, наверняка нет.
Даже примерно я не могла себе представить как много (или наоборот мало) я прошла. За сутки, не останавливаясь больше, чем на пять минут, наверняка, десять километров были позади.
Усталость взяла верх и, едва моя голова коснулась подушки, коей служил мне рюкзак с яблоками, я погрузилась в негу моих ночных кошмаров. Даже роса и холод летней ночи не могли мне помешать погасить измученное сознание. Перед тем, как отключится, точно помню, что желудок потребовал еды, но было уже слишком поздно. Кто-то невероятно мягкий и долгожданный уже крепко обнял меня пеленой сладкой дрёмы.
Сквозь пелену сна в тишине летнего леса отовсюду доносился стук, будто кто-то предупреждал меня о том, что приближается. Нечто хмурое, размытое, безутешное, нечто более печальное, чем сама печаль. Какое – то далекое, безликое воспоминание, бесконечное волна.
Вот уже долгие годы ко мне возвращается один и тот же кошмар: на моих руках маленькое окровавленное тело отчаянно пытается задержать дух внутри, вдыхая не глубоко и часто. Его нежно синих глаз уже не видно, губки дрожат, а кулачки крепко сжаты. И вдруг тишина, тело обмякло и мне на плечо падает чья-то тяжелая рука.
Я просыпаюсь от испуга. По спине пробежал холодок, и он не от росы. Я осмотрелась по сторонам. Никого рядом не было, но моё плечо все еще помнило ужасающее прикосновение. Солнце уже высоко над горизонтом. Пора продолжить путь.
V День третий.
Утро было солнечным, кучевые облака в высоком небе плыли медленно и размерено. Некоторое время я наблюдала за сменой их форм, за их неспешным течением по безмятежной синеве, пытаясь предугадать, во что они перевоплотятся. Казалось, они были настолько близко, что до них можно дотянуться рукой, что они вот-вот могут поцарапаться об острый пик ближайшей горы. Вот бы забраться на одну из них и пролететь остальной путь.
Листья на верхушках деревьев слегка пританцовывали в паутине золотистых лучей восхода, наполняя каждый уголок этого леса озорным настроением. Розовое зарево нового дня, исполосованное тонкими полосками вытянутых вдоль горизонта облаков, предвещало ветреную погоду.
Еще раз оглядевшись по сторонам я заметила маленькую бабочку на своём плече. Медленно, что – бы ее не спугнуть, я пересадила ее на свой палец и поднесла ближе к лицу. Бабочки, на мой взгляд, одни из самых замечательных и красивых созданий, они похожи на ожившие бутоны полевых цветов. Наверное, это первое существо, которое я помню из детства. И до сих пор в душе возникает трепет при виде маленького летящего, изящного, воздушного яркого чуда. Сейчас, можно провести аналогию между мной и ей. Как и гусеница, прорывающаяся сквозь кокон, я сейчас прорываюсь сквозь пелену лжы, которой меня окутывала годами.
Когда мне было лет восемь, моя мама поймала одну очень красивую бабочку в поле. Она принесла ее для меня в закрытых ладонях, где маленькое существо билось в истерике, ища выход. У нее были очень тонкие и нежные бархатные крылышки, покрытые ярким узором и мельчайшей пыльцой. Мы посадили ее в небольшую банку с одуванчиком и горсткой земли, проделали несколько маленьких дырок в крышки и любовались ею. Её тоненькие лапки цепко хватали цветок, тоненький хоботок набирал нектар. Это продолжалось недолго, когда бабочки перестают летать – то умирают.
Я протянула руку к солнцу и почувствовала кончиками пальцев его греющее тепло. Мне бы хотелось всем телом погрузиться в эти маленькие лучи как в теплое одеяло. Крошка сделала несколько усердных взмахов и, не спеша, упорхнула.
Спина начинала ужасно болеть в области груди и поясницы. Пытаясь встать, я уперлась коленями в опавшую прошлогоднюю листву, от чего штаны сразу промокли. За несколько дней в пути вся одежда уже оказалась насквозь пропитана росой, а в каждой складке налипла смола, мелкие веточки и иголки.
Поднявшись, я почувствовала ломоту во всем теле. Это состояние я могла соотнести с тем, что было у меня полгода назад, во время пневмонии. Дышать было сложно, будто кто – то крепко навалился на мою спину и сдавил легкие, голова закружилась так сильно, что, казалось, будто земля и небо поменялись местами, кашель не давал сделать вздох. Оперившись руками о дерево, у корней которого я провела эту ночь, я склонилась вниз от острого жжения в горле. В тот же миг рот и губы тоже обожгло, а голова будто взрывалась. Я очень надеюсь, что люди, если я все-таки дойду до них, окажут мне помощь, проявят заботу, которой прежде я не знала. В общине, где прошла большая часть моей жизни, о ближнем никто не заботился. Людская жестокость поражала своей бескрайностью. Только из рассказов моей матери я знала, что в «том мире» существуют организации, которые заботятся об окружающих людях и животных. По ее рассказам все живущие в мире люди очень добрые и отзывчивые, стоит только попросить. Это шло в разрез с тем, что нам внушали в секте. Пока она была жива, то пыталась сохранить во мне эту веру в добрых людей и хорошие поступки. После ее ухода я каждый день находила подтверждение, что все зло этого мира собралось в одном месте.