Билл был в восторге. Он считал, что Присцилла — самое лучшее, что могло со мной произойти. Он пару раз ужинал с нами в моей квартире, и мы долго разговаривали, причем никто не упоминал ни Ник, ни Эллен.
Однажды ночью, когда разговор все-таки коснулся убитых женщин, Присцилла, здорово перебрав, выболтала правду о Валери Томас. Билл сказал что-то относительно того, что рад, что Валери умерла, а Присцилла фыркнула и сказала:
— Один-ноль. Теперь бы еще ее гребаного дружка достать…
Она спохватилась, попыталась сделать вид, что сморозила чушь. Но было слишком поздно. Когда я посмотрел на нее в упор, она расплакалась и убежала в ванную комнату. Я хотел было пойти за Присциллой, но изумленный Билл остановил меня вопросом:
— Хочешь чем-то со мной поделиться, Ал?
Отнекиваться особого смысла не было, и я рассказал ему правду про Валери, ее «бога» и ее «дружка».
— Почему ты не сказал мне раньше? — Билл скорее обиделся, чем разозлился.
— Мое слово противоречило бы ее признанию.
— Ты хорошо знаешь, кому бы я поверил, — проворчал он.
Я кивнул:
— Надо было сказать тебе, но продолжать скрывать от других. Но… — Я засомневался, что смогу объяснить. — Хочу выбраться из этого, Билл. Меня тошнит от подозреваемых, улик, интриг, смертей. Я хочу отбросить весь этот мешок дерьма и сделать вид, что ничего не случилось.
— Думаешь, тебе это позволят? — участливо спросил он. — Выходит, ты считаешь, что отморозок, который убил Ник и Эллен, остановится? Какие бы ни были у него мотивы, он обязательно придет за тобой, или за Присциллой, или за кем-нибудь еще. Видит Бог, я жалею, что ты вообще во все это впутался, но ты уже по уши в дерьме, и тут ничего не поделаешь. Время завязать прошло давным-давно. Ты навлек это на себя, сам того не желая. И теперь под ударом не только сам, но и близкие тебе люди.
— Наплевать. — Я встретился взглядом с Биллом и с ожесточением повторил: — Мне наплевать. Вот почему я не сказал тебе про Валери и залез в нору. У меня больше нет сил шевелиться. — По моим щекам текли слезы. — Когда погибла Эллен, я помешался. Я был способен на что угодно. Но затем столкнулся с Валери и увидел в ней ненависть. Что-то сломалось. Я был готов идти до конца. Теперь не вижу в этом смысла. Поэтому все бросаю.
— Но сейчас не тот момент, когда можно выбросить белый флаг. Ты уязвим.
— Плевать. Если кому-то хочется попинать меня, когда я упал, или убить, пусть так и будет.
— Это не похоже на тебя, — печально сказал Билл.
— Это я, Билл, — уверил я друга. — То, что от меня осталось.
Уходя, он поклялся продолжить расследование. Сказал, что не успокоится, пока настоящий преступник не предстанет перед судом. Даже нарушит закон, если понадобится. Сломает его напополам, если будет нужно. Такие речи от Билла я слышал впервые. Мне это не понравилось, но, если ему хочется терять время в погоне за призраками, мешать не стану. Я больше не собираюсь решать за людей их проблемы.
Вернулась Присцилла, извинилась. Я сказал ей, чтобы не волновалась, обнял ее, и мы занялись любовью. И я впервые осознал, насколько механичен наш секс.
Пока Присцилла была на работе, я начал совершать прогулки, долгие и утомительные, как наказание, во время которых пытался очистить свои мозги, сосредоточившись только на работе своих легких и мускулов ног, не замечая всего остального.
Пару раз звонил Билл, сообщил, что у него наметились некоторые сдвиги. Я отдал ему свои заметки и досье, даже тот материал, что предназначался только для гвардии. Я не поощрял расследование Билла, но и не уговаривал от него отказаться. С моей точки зрения, собственной жизнью он был вправе распоряжаться по своему усмотрению.
Мне позвонил Франк, желавший прояснить ситуацию. Я сказал, что подумываю вернуться на работу, но мне еще нужно время, чтобы как следует поразмыслить. Он не упоминал Эллен, Валери или кого-то еще, хотя я знал, что его так и подмывает спросить.
Однажды утром, присмотревшись к календарю, я сообразил, что прошло уже почти два месяца с того дня, как Ник лишилась жизни, три с половиной недели, как Эллен последовала за ней, и всего — я трижды перепроверил, чтобы убедиться, — десять дней, как Присцилла перебралась ко мне. Десять дней! А казалось — несколько месяцев! Интересно, для нее время течет так же медленно, как и для меня?
Вернувшись с прогулки, я увидел в гостиной Присциллу. Она выглядела обеспокоенной и постукивала пальцами по небольшому свертку, лежащему на столе. В животе у меня похолодело. Я едва не развернулся и не кинулся наутек. Но куда мне было бежать?