Зал оживлённо загудел.
Самохин кивнул, довольный произведённым на аудиторию эффектом.
Подорогин посмотрел на часы.
Секундная стрелка замерла, явно тоже пребывая под впечатлением от услышанного. Подорогин тряхнул головой, восстанавливая размеренный ход событий. Стрелка неуверенно дёрнулась. Часы пошли.
За последние сутки, эта аномалия повторилась уже трижды.
Подорогин машинально коснулся верхней губы. Пока никто не видит, неуловимым движением, вытер сочащуюся из носа кровь. Недавней эйфории и след простыл. На поверхности подсознания необъятной глыбой раскачивался страх. Он был огромен и монолитен, точно возникший по курсу корабля айсберг!
Подорогин поменял руки, стараясь не испачкать манжеты комбинезона. Если кто-нибудь заметит, что с ним происходит, об участии в экспедиции придётся забыть. Слишком многое поставлено на карту, чтобы рисковать, отправляя на границу Солнечной системы больного космонавта.
Но Подорогин не считал себя больным. Более того, каким-то потаённым шестым чувством он догадывался, что задержка секундной стрелки на часах и последующее кровотечение из носа – были взаимосвязаны. Он не знал, как такое возможно – он мало верил в случайное совпадение и совсем не верил в мистическую составляющую данного явления, – но один и тот же симптом, повторившийся три раза на протяжении последних суток, вызывал неподдельный страх.
«Это крах всех надежд».
По телу пробежала нервная дрожь.
Самохин продолжать что-то говорить с трибуны, однако Подорогин его больше не воспринимал. Грудь что-то скребло изнутри, мысли путались, а в горле пересохло. Перед глазами вилась мошкара. То и дело возникало желание отмахнуться от приставучей стайки рукой, но было нельзя. Подорогин это прекрасно понимал, не смотря на своё подвешенное состояние, а потому крепился и дальше.
Первый приступ имел место быть вчера вечером. Подорогин сменился с вахты и принимал озоновый душ. Тогда он списал всё на общее переутомление – пришлось бодрствовать практически полноценные земные сутки, плюс имел место неприятный инцидент: грузовой «Прогресс» с Земли произвёл нерасчётливую стыковку со станцией, в результате чего пришлось маневрировать, сжигая ценное топливо. На разборе завтра, по любому, поднимут, заставят отвечать. А в чём его вина? Только в том, что программисты на Земле, рассчитывая траекторию полёта, что-то там напутали с алгоритмом?.. Нет уж, увольте. Подорогин согласен нести ответственность только за собственные просчёты, в крайнем случае, за те ошибки, что закрались в расчеты по ежесуточной корректировке орбиты «Перевала». Всё остальное – его не касается. Пусть за это трясут действительно виновных!.. В общем, он себя накрутил, а организм не преминул дать сдачи. Чтобы впредь неповадно было изводить нервную систему.
Второй тревожный звоночек прозвучал через полчаса. Кровотечение к тому времени прекратилось, однако случилась другая неприятность. Подорогин уронил часы. Перед душем он обычно их снимал, клал поверх комбинезона, под фуражку. После процедуры надевал вместе с остальным обмундированием. Казалось, заученные до автоматизма движения ничто не в силах разладить. Однако и на эту чёткую последовательность пала тень случая. Несобранность. Подорогин о чём-то задумался, – что было вообще ему не свойственно, – зацепил рукой фуражку, а с ней и часы. Опомнился лишь, услышав стук об пол и загнанный бег сердца в груди. Присел на непослушных ногах, скользнул трясущимися руками под фуражку... Часы оказались целы, даже стекло не поцарапалось. Подорогин выдохнул и поскорее надел их на руку. Уже позже, ложась спать, он сверился с настольным таймером, связанным со стационарным сервером «Хроноса», и понял, что его противоударные часы отстают ровно на одну минуту.
Куда делось время Подорогин не знал.
Ночью он проснулся от небывалой тишины. Хотя, на первый взгляд, всё было, как обычно. Шуршал в стенах воздух, переговаривались где-то за переборками люди, пищали магнитные считыватели на замках шлюзов. Всё как всегда, но чего-то не хватает...
Тиканья часов!
Подорогин в ужасе извлёк руку из-под головы, тряхнул запястьем, наклонился к иллюминатору, за которым расцвела корона восходящего Солнца. Циферблат озарился рыжим сиянием невидимого светила.
Подорогин с трудом унял смятение.
Секундная стрелка не двигалась, и, словно в кошмарном сне, всё вокруг замерло. С потолка спустилась идеальная тишина. Тишина открытого космоса, и в какой-то момент Подорогин явственно ощутил, что не дышит. И сердце не бьётся... Причём он не может сказать, как давно это происходит. Тем не менее, он оставался жив, а сумятица в голове уже превосходила все мыслимые пределы. Тогда Подорогин облизал пересохшие губы, нездорово икнул. В тот же миг в ушах поселился нестерпимый звон. В мозг натолкли металлической стружки. Руки и ноги тряслись. Складывалось ощущение, что он вышел без скафандра в открытый шлюз, навстречу бездне. Вышел, но отчего-то не умер...
Ну конечно, ведь он не дышит. Вскипать внутри него попросту нечему.
Подорогин вздрогнул и вздохнул полной грудью. Часы ожили вместе с ним, а с подбородка вновь закапало...
Что-то неведомое вырвало из его жизни ещё одну минуту.
«И, вот, снова. Ещё тридцать секунд забвения, о которых я толком ничего не знаю. Что же происходит со мной?»
Подорогин почувствовал нервную дрожь.
«А что если не со мной, а с сыном?! Ведь у него точно такие же часы! Мы условились не снимать их во что бы то ни стало! Озоновый душ – не в счёт. Часы выйдут из строя. Но что такого могло случиться на Земле, чему не в силах противостоять даже время... и, получается, пространство?»
Подорогин не знал ответа на этот вопрос, а потому ему сделалось по-настоящему страшно. Только уже не за себя, а за сына.
Не затронутой тревогой частью подсознания Подорогин начал воспринимать окружающую реальность. Зал притих, словно прислушиваясь к его разрозненным мыслям. Самохин за трибуной заканчивал речь:
- Напоследок хотелось бы в очередной раз процитировать кого-нибудь из выдающихся деятелей прошлого, но я скажу от себя: удачи нам всем в столь нелёгком начинании и непоколебимой уверенности в собственных силах! Да прибудет с нами свет даже там, откуда не вырывался ещё ни один фотон!