– Госпожа Мураций, Повелитель передает тебе свои наилучшие пожелания, – негромко сказал охранец, маневрируя между рядами. – Он сожалеет об обстоятельствах, вынудивших тебя приехать экстренно и инкогнито, и заверяет, что мы готовы выполнить все твои пожелания.
– Прошу передать Повелителю Сайрату мои ответные заверения в своем уважении. Я сожалею, что доставила вам неприятности своим скоропоспешным визитом, – в тон ему откликнулась Карина.
Охранец кивнул и не ответил.
До города ехали молча. Судя по всему, провожатый и без комментариев прекрасно знал, куда ехать. Откинувшись в кресле, Карина вспоминала как восемь лет назад она вот так же инкогнито попыталась попасть в страну и чуть было не поимела на том крупные неприятности. Вспомнив, как моталась ночью по Каменному Острову в поисках катонийских проституток, она ностальгически улыбнулась. Всего восемь лет прошло. Ну, восемь с половиной. А кажется – целая жизнь. Тогда все делалось полукустарно и на коленке, сейчас же она явно попала в деловито крутящиеся шестеренки отлаженного государственного механизма. Жаль, что ее встретила не Ольга. Впрочем, она наверняка сейчас тоже у Масарика.
Правила дорожного движения охранец демонстративно игнорировал. Он включил завывающую сирену и несся так, что Карина задействовала форсированный контроль ближнего окружения, но все равно невольно вздрагивала при каждом маневре. Джип с охраной не отставал. За полчаса они долетели до района, в котором жил Масарик, и там машины вынужденно сбавили скорость. Впрочем, и городские пробки не слишком-то их задержали. В Катонии за выкрутасы типа обгона по встречной полосе через двойную сплошную линию или игнорирования светофоров если и не задержала бы полиция, то точно съели бы журналисты. Но здесь такое, похоже, было в порядке вещей. В прошлые визиты ее возили в официальном кортеже по пустым улицам, видимо, заранее очищая их от машин, но сейчас на подобное хамство собственным гражданам она хозяевам, к счастью, времени не оставила.
Крематорий располагался на границе большого парка, серого и облетевшего по зимнему времени. На парковке в глубине двора, обнесенного высокой чугунной изгородью, стояло всего с полдесятка автомобилей. Карина удивилась – она ожидала, что на похоронах фигуры такого масштаба народу окажется куда больше. Если и не из сочувствия к родственникам, то хотя бы из соображений престижа. Либо она все-таки мало что понимает в княжьей внутренней политике, либо… либо Масарик не захотел устраивать представление.
Провожатый довел ее до двери, но внутрь не пошел, оставшись на невысоком крыльце. Карина с усилием потянула на себя тугую дверь и вошла в полутемный зал. Несколько человек обернулись к ней. Ольга коротко кивнула, и Масарик развернул свое инвалидное кресло, пытаясь разглядеть ее лицо против света. Она подошла к нему, сняла темные очки и склонилась к лицу, положив руку на плечо.
– Марик… – тихо произнесла она.
– Кара, – откликнулся тот, накрывая ее руку своей.
– Я соболезную. Твой отец…
– Тс-с, – Масарик приложил палец к губам. – Кара, мы еще поговорим. Я очень признателен, что ты сумела появиться. Я отказался от попа – ненавижу пустые слова и заученно-траурный тон, да и отец всегда был атеистом. Все, кто хотел, уже простились с ним. Если хочешь…
– Конечно, Марик.
Карина медленно подошла к открытому гробу. Сторас Медведь лежал со скрещенными на груди руками. Его лицо выглядело навощенным, глаза и щеки запали. Мертвый, он совершенно не походил на жесткого, холодного и ироничного директора Службы Внешней Разведки, каким она знала его заочно. У них так ни разу и не нашлось повода встретиться лично, но она несколько раз наблюдала его через перманентно располагающуюся в его кабинете камеру. Она коснулась пальцами его лба, потом своих губ и низко поклонилась.
– Он был хорошим человеком, – проговорила она в пространство. – На удивление хорошим для своего поста. Не добрым, не мягким – именно хорошим: честным, пекущемся о деле и профессионалом до мозга костей. С его смертью Четыре Княжества понесли воистину невосполнимую утрату.
Она хотела сказать что-то еще, но, минуту молча постояв у гроба, передумала. Любые слова в этом зале окажутся фальшивыми и никому не нужными. Она вернулась к Масарику и встала около его кресла, снова положив руку ему на плечо.
– Госпожа Перекат, мы закончили, – сказал тот, обращаясь к невнятно-расплывчатой фигуре в темном углу. – Завершайте церемонию.