некоторые не хотят "выставлять" перед другими свои ис-
кренние порывы души и тяготы своего измученного тела,
не хотят по одной простой причине: численность народо-
населения устрашающе увеличивается. Устрашающе! И бу-
дет так и дальше происходить. Вот хотя бы эта китаянка,
китаяночка - ночка Китая, Китая ночка и белобрысый.
Сразу понятно. Слов не надо.
А он никому не нужен. Совсем никому. У него никого
нет. Родителей нет. Вырос в детдоме. Сам, как говорится,
по себе. Выбрал профессию спасателя, а ведь мог бы вы-
брать другую. Романтики захотелось. На Марс нацелился
лететь. Как там пели... "И на Марсе будут яблони цвести".
Теперь его разыскивают. Он не желает сдаваться. За ним
устроили погоню. Если бы просто поговорили, объяс-
нили, поправили, а то сразу - погоня. Нет, даже облава!
И он сейчас чувствует себя затравленным зверем. Зверем,
загнанным опытными, беспощадными охотниками. Он
же применил силу к тем двоим. Сработал инстинкт. Ин-
стинкт самосохранения. Он применил силу и пустился в
бега. Куда делась его дисциплинированность, готовность
подчиняться? Те двое, если бы он с ними не расправился,
взяли бы его, как зверя. А что потом? Об этом не легче ду-
мать, чем о том, как быть с Ханой. Рассказать ей обо всем?
В любой ситуации главное - держаться позитивных
мыслей. Вот он и держится позитивных мыслей. Ему очень
хотелось увидеть Хану, и он её увидел, и это здорово! Это
замечательно. Хана - необычная девушка. Она добрая.
Так с ним никогда и никто не разговаривал. Так может
разговаривать только сестра. Ласковая, добрая сестра. Он
мужчина. Смелый, тренированный, сильный, но ему нуж-
ны забота и ласковое слово, да, хотя бы слово. И кошке ко-
торое...
Внизу хлопнула дверь. Он отвлёкся от своих мыслей,
улыбнулся, застыл в ожидании.
По лестнице застучали торопливые шаги, и в комнату
вбежала она.
По лестнице застучали торопливые шаги, и в комнату
вбежала она.
- Дедушка ушёл, - выдохнула Хана и, встретив улыб-
ку, засияла ответной.
- Хороший у тебя дедушка, - продолжая счастливо
улыбаться, откликнулся Хумов.
- Ой, ты, наверно, безумно голоден, - спохватилась
девушка.
- Почти умираю.
- Пойдём вниз, я тебя накормлю. Да не бойся. Родите-
ли вернутся после пяти.
И Хумов послушно последовал за ней. Ему почему-то
начало казаться - и это не выглядело странным, - что
он с рождения живёт в этом уютном доме, настолько ему
было хорошо. Впервые в жизни по-настоящему хорошо.
Хана достала из холодильника сыр, масло, ветчину.
Тонкими ломтиками нарезала хлеб, быстро сделала сэнд-
вичи, переложила их на тарелочку из тонкого китайского
фарфора, засыпала кофе в кофеварку.
А Хумов в это время сидел рядом и с наслаждением
следил за её ловкими, быстрыми движениями. Он не знал,
сможет ли он съесть приготовляемую пищу. Ведь его же-
лудок привык к искусственной еде. Вернее, к еде, которую
обычно используют при полёте на Марс и проживании
там. И это вполне понятно. На чужой планете только та-
ким образом и возможно поддерживать свои силы. Но из
рук Ханы он был готов съесть всё. Даже гвозди прогло-
тить.
- Ешь, ешь. Не стесняйся. Может, тебе омлет соору-
дить? - улыбалась она, заглядывая в его глаза, стараясь
уловить одобрение.
Хумов осторожно взял ломтик сыра, понюхал и не-
сколько нерешительно отправил в рот. Покатал там, слов-
но прислушиваясь к вкусовому ощущению, помедлил и,
зажмурив глаза, проглотил.
Хана, наблюдавшая за ним, весело расхохоталась, да
так заразительно, что и он начал смеяться - сначала тихо,
а потом громче и громче. И вот они уже смеялись вмес-
те, хватаясь за животы, вытирая слёзы, сползая со стульев
на пол. И не было сил остановить этот захлёбывающийся
смех, смех молодости, взаимной влюблённости, объеди-
няющий их души, обещающий счастье понимания, узнава-
ния, радости встречи. Хана периодически восклицала:
- Ой, мамочки, ой, не могу! Пожалейте! Живот разры-
вается.
- Это ты, ты меня завела! Никогда... Никогда так не
смея... смеялся, - вторил он.
- Я же лопну. Помогите. Не могу больше.
- Ой, не могу. Не могу. Ты... ты... самая смешливая на
земле и на Марсе.
- Хочу на Марс. Животик мой. Надо же... Помогите!..
Услышав сигнальное слово "помогите", Хумов сразу
отреагировал. Поднявшись, он подошёл к раковине, от-
крыл кран и плеснул себе в лицо холодной воды. Хана,
продолжая смеяться, делала знаки левой рукой, призывая
его сделать то же самое и ей. И он, набрав воду в пригорш-
ни, подошёл к ней, опустился на колени, протянул ладони.
Вода вырывалась из его ладоней, стекая тонкой струйкой
на ковровое покрытие. Она же схватила его за запястья и
приложила ладони к своим пылающим щёчкам. Это было
неожиданно для Хумова. и он закостенело замер. Она сра-
зу перестала смеяться, отпустила его руки и, скрывая не-
ловкость, вскочила.
- Что это я... Ты же ничего не поел. Сейчас я тебе при-
готовлю моё любимое блюдо. Когда я чем-то увлечена и
у меня нет желания готовить, я использую простой, вкус-
ный, полезный метод насыщения.
Хумов взял чашку с кофе. "Попробую этот напиток", -
сказал он и отпил глоток.
- Кофе я не очень. Больше чай, - весело откликнулась
Хана, доставая бутылку с подсолнечным маслом и осто-
рожно наливая его в мелкую тарелочку.
- Горько. Неужели тебе нравится? - морщась, сказал
Хумов.
- Сахару добавь и сливок. Возьми в холодильнике.
- Спасибо. Так пойдёт.
Хумов не хотел признаваться в том, что он первый раз
в жизни пьёт кофе. Их сознательно ограждали от подоб-
ных продуктов, чтобы впоследствии не возникала потреб-
ность. И ещё, после их безумного хохота, он по-новому
посмотрел на Хану: не как на подростка, а как на умную,
красивую девушку. Это сделало его стеснительным, если
не застенчивым, добавив к его чувству элемент обожания.
Хана поставила перед ним тарелочку с маслом, солон-
ку и хлеб. Масло живо напомнило ему обычную еду, и он
благодарно улыбнулся, однако попросил сначала налить
немного для пробы. Хана, смешно тараща глаза и при этом
надувая щеки, приговаривая; "Ну надо же, надо же! Мас-
лица захотел", налила в ложку масло, поднесла к его губам.
Хумов глотнул и тоже вытаращил глаза. Ничего про-
тивнее ему не приходилось пить. Даже когда он был ма-
леньким и врач в белом халате вливал в него микстуру от
простуды. "Стоит ли ей объяснить мои проблемы, в час-
тности - проблему с едой?" Во всяком случае, не сейчас.
А когда? Не может же он пользоваться гостеприимством
столь долго... а сколь долго? Он должен скрываться. В этом
доме нельзя оставаться. Не может он подвергать опаснос-