— Вы куда, ребята? — спросил нас перевозчик.
— На сплав. Заданье срочное…
— И не боитесь?
— А чего бояться?
— А вода-то экая. Сил-то, думаю, хватит ли, в веслах придется сидеть.
— Посидим.
— Ну, тогда с богом…
Мы с Федей-Федей сели в весла. В лодку залезла какая-то старушка с корзиной. На дне корзины в мякине хоронились яйца. «Господи помилуй, всевышняя богородица», — причитала старушка.
— А ты, бабушка, не расстраивай богов, они этого не любят, — махая тяжелыми веслами, сказал я.
Но я и сам приглядывался к реке. Не река, а море, ни краю ей, ни берегу. А мы, как песчинки, прилипли к бортам лодки. Вот прошел мимо белый пароход, лодку нашу подняло на волны и начало трепать. Я взглянул на перевозчика: он сидел в корме с веслом и улыбался — храбрый, видать, человек, значит, и нам нечего бояться. А если перевернет лодку, волной, — вдруг пришла в голову мысль, тогда уж, думаю, уцеплюсь за весло, и — к берегу. К которому только берегу-то? Оба от нас далеко. Ох, скорей бы, — мысленно сочувствовал я старушке.
— Только бы яички не утопить, — неожиданно подала она голос.
— Яички хранишь, а сама?
— Я-то уж пожила, будет…
Все засмеялись, кроме старушки.
Прошло еще с полчаса, еще на пути повстречались не с одним пароходом, и — вот он, желанный берег!
— Ну, уж теперь, ребята, яички мои целехоньки принесу внучке. Луковым пером сама красила… Пасха ведь…
Федя-Федя накануне выступал в классе с политинформацией о вреде пасхи и теперь начал было наставлять старушку на правильный путь, но та, оправившись от «страстей», только отмахивалась.
— Знаю, голубок, давно знаю, сын вон десятый год гитирует. Как же не гитировать ему, комсомол…
Мы шли знакомыми местами, и мне это было особенно приятно. Как-то зимой в одной из тутошних деревень я обучал неграмотных. Жил я у старушки, которая пекла мне хлеб и в большом глиняном горшке парила калину. Так полмесяца и прожил я на хлебе да на калине. Теперь мне хотелось заглянуть к этой старушке и снова отведать у нее калины. Только деревня-то стоит в стороне от дороги. Не по пути. И еще я вспомнил, как в детстве мать привезла мне из Устюга деревянного коня. Позднее я узнал, что этого коня делали где-то здесь, на Шомоксе. Здесь все умеют делать: и узорчатые туески из бересты вырезают, и шкатулки с потайными замками мастерят, и саночки-самокатки расписные, и лошадок… Эх, лошадки, лошадки! Как я тогда был благодарен тому доброму мастеру, который изладил для меня вороного коня на колесиках! Отыскать бы теперь его, отблагодарить… Да где отыщешь? Мать говорила, что он собой невысок росточком, рыженькая бородка торчком, большие руки замазаны краской… Сделал мастер-золотые руки свою редкостную игрушку, подарил мне — и канул. Мастер с Шомоксы… Жив ли он? Пройдут многие годы, а благодарная память о нем не изгладится в людских сердцах…
До сплавучастка добрались к вечеру. На берегу речки стояли маленькие фанерные домики для сплавщиков. Тут и кухня с большими котлами. Начальник сплавучастка — здоровенный детина с продубленным до черноты лицом, в резиновых сапогах с длинными голенищами — тронул меня ручищей, потом похлопал по плечу Федю-Федю.
— Багор-то умеете держать?
— А как же.
— Молодцы! — похвалил начальник и отдал распоряжение: — Накормить ребят покрепче, выдать по багру и направить, пока светло, по берегу до осокори. Пусть этот участок они и охраняют. Чтоб к берегу, ребята, бревнышки не приставали. Поняли мою идею?
— Как же не понять!
— Ну, а теперь ступайте к поварихе, с ней дружите, лучше будет кормить. Я вот, например, не спорю с ней, так всегда погуще наливает в блюдо.
— Ой уж вы, товарищ начальник, такое скажете, прямо умора, — весело отозвалась белокурая девушка и махнула нам рукой: — Давай, ребя, двигай ко мне поближе. Небось, кишка кишочке докладную пишет? Так, что ли?
Накормила нас Лиза хорошо. Суп из мясных консервов. За супом — пшенная каша, компот. А хлеба — сколько хочешь! Житуха!
Начальник вскочил на лошадь и уехал вверх по речке. Нам тоже сидеть сложа руки нельзя, не в гости явились. Взяв багры, мы пошли осматривать свой участок. Шомокса неширока собой, но бурная речушка. Чувствовалось, что капризов у нее бывает немало. Темная речная вода бьется в берегах, как птица в клетке. Бревнышки плывут то спокойно, то неожиданно скрываются под водой, толкают берега своими концами, словно хотят раздвинуть их, заползают в кусты…